Потерянная невинность - [3]

Она подняла испуганные глаза на ветровое стекло в то самое мгновение, когда оно взметнулось к небу.

В эту секунду Эбби снова заметила маму Митча. Халат Надин превратился в крохотный темно-розовый штрих на белом фоне, напоминающий тепличный цветок, по какой-то необъяснимой причине распустившийся посредине зимы. В последнее время Эбби часто видела Надин в этом дорогом халате, сшитом из мягкой шелковистой ткани. Несчастная женщина отказывалась переодеваться и целыми днями ходила в нем. Впрочем, это не имело ровным счетом никакого значения, поскольку Надин все равно была не в состоянии отличить день от ночи. Судья или приставленные им к жене сиделки время от времени пытались переодеть ее, но неизменно наталкивались на яростное сопротивление. Эбби знала, что халат очень тонкий. Тело под ним тоже было почти прозрачным. На нем не было ни грамма жира, способного защитить Надин от пронизывающего ледяного ветра.

На скорости шестьдесят миль в час грузовик Эбби врезался в стенку бетонного водостока. Удар сложил выхлопную трубу и смял раму. Коробка передач рассыпалась, и двигатель заглох. Грузовику было уже десять лет, и он не был оснащен подушками безопасности. Эбби была пристегнута, и это обстоятельство не позволило ей вылететь сквозь ветровое стекло, но не спасло от удара головой о дверцу.

Глава 2

23 января 1987 года

— М-м-м-м…

Митч целовал верхнюю губу Эбби слева направо, а потом нижнюю справа налево, снова и снова лаская поцелуями ее рот, пока ей не стало казаться, что еще немного — и она взорвется от удовольствия.

Ему было восемнадцать. Он заканчивал школу и собирался поступать в университет.

Ей было шестнадцать, и ее ожидало еще два года учебы в школе.

Она обожала целоваться с Митчем. Его ласки доставляли ей невероятное наслаждение. Она готова была всю жизнь пронести, лежа на спине на своей узкой кровати, подставив лицо под поцелуи Митча, который переставал целовать ее только для того, чтобы провести языком по ее полуоткрытым губам.

«М-м-м-м…» стало таким громким, что он накрыл ее губы ртом, пытаясь заглушить ее стон своим «Ш-ш-ш…». Это было так щекотно, что уголки ее губ приподнялись. Ощутив это, Митч тоже улыбнулся, отчего оба начали хихикать. Хихиканье, в свою очередь, перешло в приступ безудержного веселья, и Митч, задыхаясь, упал на спину, с трудом втиснувшись в узкое пространство между плечом Эбби и стеной.

— Ш-ш-ш… — хором зашипели они, вжимаясь лицами в ключицы друг друга в тщетной попытке не шуметь.

Прижав нос к ямочке у основания шеи Митча, Эбби вдохнула его запах, в котором пряный аромат дезодоранта смешивался со сладковатым запахом сандалового лосьона после бритья. Но прежде всего от него пахло Митчем! Их попытки сдержать смех не на шутку его развеселили, и теперь он фыркал в шею Эбби, заставляя ее извиваться в приступе хохота. По их щекам струились слезы, отчего лица и шеи стали мокрыми и скользкими.

Наконец им удалось успокоиться, и они снова уютно устроились в объятиях друг друга.

У Митча были широкие плечи футболиста, но узкие бедра и талия, а также длинные жилистые ноги бегуна на длинные дистанции. Таким образом, им было тесно только в верхней части кровати. Но они уже научились справляться с этой проблемой. Эбби укладывалась в объятия Митча, а их ноги переплетались.

Но надолго их не хватило, и вскоре они снова принялись за старое: их губы встречались снова и снова, поцелуи становились все более продолжительными и страстными, что не могло не привести к новому взрыву бесконтрольного веселья. Впрочем, существовал и другой вариант развития событий, и, чтобы избежать его, требовалась осторожность. В эту ночь осторожность была Эбби ни к чему, но Митч этого еще не знал.

Они были уже на полпути к неведомой пока развязке, когда раздался громкий стук в дверь.

Оба замерли.

Кто-то потряс ручку двери, явно пытаясь войти в спальню Эбби.

Они были полностью одеты и лежали на застеленной покрывалом кровати. Из динамиков доносился голос Брюса Спрингстина, в задачу которого входило маскировать подозрительные посторонние звуки.

— Эбби? — раздался голос матери. — Зачем ты закрылась, милая?

— Мама, не входи!

— Почему?

— Потому что… я готовлю тебе подарок надень рождения.

— Вот оно что! — рассмеялась Марджи Рейнолдс. — А я-то думаю: куда ты запропастилась? Я уже несколько часов тебя не видела. — В ее голосе послышались лукавые нотки. — Там у тебя, случайно, нет Митча?

— Мама!

— Когда он ушел? Я что-то не слышала.

— Сто лет назад!

— Эбби, ты уверена, что мне нельзя войти? Я могла бы помочь тебе приклеивать бриллианты к золотому колье.

— Помечтай! — хмыкнула Эбби. — С моими-то карманными.

— Ну ладно. — Мама мученически вздохнула. — Раз уж тебе не нужна моя помощь…

Рука Митча скользнула под свитер Эбби, проползла по ребрам, проникла под расстегнутый бюстгальтер и легла на левую грудь, заставив девушку тихонько застонать.

— Что? — откликнулась мама.

Эбби от наслаждения закрыла глаза, потом снова их открыла и заставила себя произнести:

— Мама?

Митч поднял свитер, обнажив грудь, и коснулся ее губами.

— Что, милая?

Эбби показалось, что ее тело превратилось в один вибрирующий нерв с центром в левом соске.