Потерялась девочка - [2]

Вот что получается!.. Вот как все оборачивается! Видно, не зря тетя Янина, рассказывая о дядюшке Тадеуше, вздыхала: "Он, когда работал, весь уходил в свои картины!"

Зоя еще раз поглядела на ребятишек в своем альбоме. Теперь они ей понравились меньше.

А может, дядюшка все же этот дар для нее оставил, только не сказал, куда положил? Надо спросить у тети Янины.

Зоя захлопнула альбом и побежала на кухню, как вдруг…

Глава 2 ЛЮБА ВИЛКИНА

…Как вдруг громко позвонили в дверь. Зоя, и мама, и тетя Янина кинулись открывать. За дверью стояла маленькая, очень сердитая девочка.

— От вашего шума, — сказала девочка, — у нас у всех головная боль.

— А ты кто? — спросила мама.

— Я Люба Вилкина. Мы здесь живем за стеной. Меня мама послала.

— Но, милое дитя, — заговорила тетя Янина, — мы только что переехали.

Люба очень удивилась, что она — милое дитя, и стала осматривать стены.

— Небось гвозди загоняли молотком, — сказала она. — А надо сперва электродрелью дырочки сделать… — Но не договорила, а посмотрела на мамины ноли и тихо проворчала. — По квартире на каблуках! Срам какой!

Потом Люба увидела на столе пирог и спросила так же строго:

— Дадите пирога?

Тетя дала ей большой ломоть.

Люба Вилкина отъела кусок и поинтересовалась:

— Из чего печете?

Тетя Янина начала было объяснять, но тут Люба заметила Зою. И обрадовалась:

— Тебя как зовут?

Зоя сказала, что Зоя.

Тогда Люба позвала:

— Пошли через веревочку?

И Зоя пошла за ней по лестнице во двор.

Дорогой Люба Вилкина достала из фартучного кармашка конфету "Кис-кис", развернула и положила в рот, а полупрозрачную бумажку — серую с черной кошкой, похожей на кляксу, — бросила прямо под ноги. Потом спросила:

— Вы зачем столько картинок привезли? Вы, что ли, художники? — И вдруг громко крикнула: — Эй, Нинка, Нинка, не уходи, сейчас прыгать будем! — и достала из кармана прыгалки с двумя деревянными ручками.

Вообще-то Зоя хорошо прыгала через веревочку. В кармане ее платья были такие же прыгалки. Но тут у нее не получалось, потому что Люба очень даже заметно подсекала, гак что веревка не доставала до земли. А Зое было неудобно сказать. И потому она и лохматая девочка Нинка все время крутили, держась за деревянные ручки, а Люба скакала.

Когда Люба вдоволь наскакалась, она сунула в рот еще одну конфету и позвала Зою:

— Пойдем к тебе!

А лохматую Нинку не позвала. И Зоя не решилась. Бумажку от конфеты поднять тоже постеснялась. И они пошли.

Люба сказала:

— Давай дружить?

Зое не очень хотелось дружить с Любой Вилкиной. Но здесь она никого не знала. И согласилась.

Когда девочки вернулись, мама и тетя Янина очень обрадовались: им как раз надо было выйти за покупками. Мама ушла в свою комнату, и через открытую дверь было видно, как она сбросила туфли и надела другие — тоже на каблуках.

Она что-то напевала под строгим взглядом Любы Вилкиной.

Когда девочки остались одни, Люба сказала:

— Давай у них чего-нибудь утащим?

— У кого? — не поняла Зоя.

— У твоих. У вас есть варенье?

— Есть. Но мне и так разрешают брать.

— Вот и возьми.

Зоя нашла банку с вишневым вареньем, разложила в блюдечки. Люба ела, а сама все вертелась, осматривалась.

— У вас сколько комнат?

— Две.

— И у нас две. Ты с мамой?

— Нет, мне дали целую комнату, потому что я рисую.

— Покажи!

Люба Вилкина вошла в Зоину комнату. Она сразу углядела на тумбочке возле кровати резную черную шкатулку, которую подарила тетя Янина.

— Копилка? — быстро спросила Люба.

— Нет, — строго ответила Зоя и поставила шкатулку наместо.

Шкатулка была очень давняя, "еще дядюшкина", сказала тогда тетя Янина. Шкатулка не открывалась — ключик потерялся, — но в ней, если потрясти, что-то шуршало и перекатывалось, и так хотелось знать — что.

А Люба уже ходила по комнате и разглядывала картинки.

— Это кто ж таких страхолюдов нарисовал?

Зое сразу расхотелось говорить, кто. Но она все же ответила:

— Я. Я их называю пурзи.

И Зоя раскрыла альбом, в который только что срисовала двух пурзей из книжки о пане Тадеуше.

Нет, они, конечно, не очень получились. Но все же можно было понять, что один помладше и такой лопоухонький — каждый его обидит! А другой строже и вроде бы защищает маленького. Нет, не защищает, а помогает ему — ведь малыша и так никто не обижает. И не обижал никогда. Это сразу видно.

И одежки на них смешные: какие-то накидушки без рукавов поверх коротких штанишек, нескладные деревянные башмаки…

И мордочки под колпаками совсем безобидные. Почему Люба говорит "страхолюды"?

Люба долго рассматривала рисунок.

— Ну и кто это? — недовольно спросила она. — Таких не бывает. И все красками, красками! А краски-то денежек стоят! — И она провела пальцем по шершавому от акварели листу.

— У дядюшки художника тоже такие, — обиделась Зоя. — Ну не такие, а похожие.

— Какой еще "дядюшка"? Что мне твой дядюшка! — начала задираться Люба. — Я и знать-то его не знаю.

Может, его и нет совсем.

— А вот и есть, вот и есть! — заспорила Зоя. — Хочешь, покажу?

И она открыла книжку на странице, где был портрет художника: на девочек внимательно и немного грустно смотрел человек с узким длинным лицом. Глаза были коричневые, яркие, усы и брови тоже темные, на голове черный берет, у ворота бант. Рядом с ним сидела коричнево-красная птица. Такая нахохленная птица на тонких лапах. Немного сонная.