Потери - [6]

 Про мои краски и карандаши Вики сразу сказала: «Сначала израсходуй те, что есть, а потом уже проси новые». А так как мои краски расходовались неравномерно, я поняла, что мне ещё долгое время придется рисовать лишь желтым, красным и коричневым цветами.

 Что касается бумаги, то на одном из таких «семейных» советов Вики настояла на том, чтобы я расходовала не более 30 листов в месяц, по одному листу в день и торжественно выдала мне пару долларов.

 - Твои родители слишком избаловали тебя! – говорила она. – Мы живем не так богато, чтобы тратить деньги на всякую ерунду, вроде твоих рисунков. Кстати, у каждого листа есть ещё и оборотная сторона, верно? Так что 30 листов в месяц – это ещё слишком много!

 В тот же вечер я не пожалела бумаги и коричневым мелком набросала рисунок: женщина с библией под мышкой, с губами, сложенными в «куриную гузку», источает вокруг себя поцелуйчики и сердечки. Я старалась, чтобы было похоже на Вики. А в зеркале, в которое она смотрится, отражается страшная медуза Горгона, с черепом вместо Библии и змеями вместо локонов. Вместо поцелуйчиков и сердечек, я пририсовала молнии и перекрещенные кости.

 Меня в ней раздражало всё: и костлявое телосложение, и завитые в мелкие колечки волосы, и тонкие губы, которые она складывала, как ей казалось, в приветливую улыбку. А больше всего меня бесила её двуличность. Она могла часами щебетать со своими «божественными» подружками, а потом запросто нелицеприятно обсуждать их с Томом, едва за ними закрывалась дверь. На людях она обращалась со мной совсем не так, как дома, она источала патоку и, казалось, что я прямо липну в её благожелательности. Я не могла и не хотела притворяться и по всему выходило, что я – неблагодарная дрянь, которая разбивает сердце приемной матери, которая костьми готова лечь, чтобы воспитать из своих приемышей высоконравственных и достойных граждан.

4. Тайна

 Кстати, в новой школе ко мне так и приклеилась кличка «Приемыш». Лучше бы звали Аляска.  Но в этой школе всем было всё равно: кто я, откуда и где жила раньше. Никому не было до меня никакого дела. Лишь однажды у школы меня окликнули:

 - Эй, Приемыш, травки хочешь?

 Я обернулась. У стены стояли двое парней и девчонка. Все они казались моего возраста, я вроде даже видела их на занятиях. Девчонка была вся утыкана шипами, колечками и прочим пирсингом, мне даже смотреть на неё было больно.

 - Травки? – переспросила я.

 -Ты что: с неба упала? – засмеялись парни, а девчонка сказала:

 - Это же Харди. Они всегда берут себе чокнутых.

 Я не обиделась, напротив, мне показалось, что я смогу что-то узнать о своей приемной семье, поэтому я, как можно вежливей спросила:

 - А что вы знаете о Харди?

 - А тебе зачем?

 - Хотелось бы знать, куда я попала…

 - Ты попала конкретно, детка. С Харди так: либо лижешь им зад, либо сдохнешь. С двумя девчонками, что были до тебя, так и случилось.

 Я вспомнила портрет с траурной ленточкой.

 - А что с ней произошло?

 - Утонула. Такой вот несчастный случай. Думаешь Харди ни при чём?

 Мне стало не по себе.

 - А со второй девочкой что? Она вроде жива…

 - А ты её живой видела? Вот и не говори. Она просто исчезла.

 - А Стейси? Маленькая девочка? – у меня вдруг заныло сердце, так захотелось, чтобы всё было неправдой…

 Парни заржали.

 - Вот она и лижет!

 - И не только зад!

 Мне стало так гнусно, что, не окончив расспросов, я пошла прочь. Всё неправда! Стейси, такая нежная и красивая, была чиста, как ангел. А эти парни – просто обкуренные ублюдки.

 - Эй, Приемыш, травку-то берешь?

 Я вспомнила своих одноклассников из Астории и мне захотелось плакать от досады. Концерты, школьная газета, передача на местной радиостанции, Интернет портал, спортивный клуб – молодежь в Астории постоянно была чем-то занята. И даже география полуострова, на котором стоял город, была прекрасна: с трех сторон Асторию окружали воды залива, а с четвертой – был лес. География Уоррентона была не так разнообразна. Он протянулся вдоль 104 шоссе, одним концом упираясь в кладбище (добро пожаловать в семейство Харди!), вторым концом  -  в мою новую школу и терялся у озера Смит. Интересно, где утонула приемная дочь Харди? Не в этом ли озере? Тогда всё ясно: кладбище - дом Харди – школа – озеро Смит – и снова кладбище. Круг замкнулся. Как бы узнать об этих девочках побольше?

 Проходящий парень сорвал  с меня наушники, засунул себе в ухо.

 - От чего тащишься, Приемыш?

 Я боялась дернуться, чтобы случайно не порвать проводки. Плеер и наушники мне подарили родители, папочка записал туда мои любимые композиции. Это было за неделю до их отплытия. Как раз на мой день рождения. И это было единственное, что осталось от них. Я берегла плеер и не расставалась с ним ни на минуту.

 - Чё, батарейки сели? Какое-то шипение, - парень прислушался. Вдруг лицо его изменилось. Он резко выдернул наушник из уха, швырнул мне.

 - Что за…

 - Это шум моря и голоса дельфинов, - сказала я.

 - Ну, ты чокнутая.

 Парня явно не заинтересовал мой плеер. Он покрутил пальцем у виска и пошел своей дорогой. Я вздохнула спокойнее. Быть чокнутой в школе Уоррентона не так уж и плохо. Никто не пристает с разговорами, не вовлекает в местные интриги. Я избегала общаться и с местной «элитой», и с «наркошами». «Ботаны» держались поодиночке и с ними я тоже не разговаривала. Сидела на уроках, получала свои С+ и не высовывалась. Это была не школа Астории с её пестрым разнообразием. В школе Уоррентона шла война между добром и злом. «Добро» в лице отличников, хорошистов и подлиз. Они  неизменно улыбались, смотрели снисходительно,  по воскресеньям пели гимны в разных церквях и активно участвовали в школьной жизни. Точнее в тех делах, что навязывали учителя. «Наркошами» называли тех, кто открыто бунтовал против правил и порядков, носил неподобающую одежду или красил волосы в неестественные цвета. «Наркошами» их называли всех поголовно, хотя реальными наркоманами были не все. Я даже думаю, что «травка» - самый легкий из наркотиков был скорее, как вызов «элите» и учителям, а не как зависимость.