Потемкин - [165]

Платья от модистки мадемуазель Госфит — 14333 ливров

платья от Анри Дерейе — 9488 ливров

отрез муслина из Индии, с вышивкой шелком и серебром (Анри Дерейе) — 2400 ливров

мадам Плюмфер — 724 ливров

продавцу рубинов — 1224 ливров

цветочнице — 826 ливров

за 4 корсета — 255 ливров

за 72 пары бальных туфель—446 ливров

вышивальщице за 12 пар бальных туфель — 288 ливров

за пару серег — 132 ливра

за 6 дюжин пар чулок — 648 ливров

рубины — 248 ливров

газ — 858 ливров

упаковщику Боке — 1200 ливров».^[881]

Впрочем, курьеры отправлялись в Европу не только за платьями и деликатесами, но и собирали информацию для светлейшего.

Путешествие, во время которого были сделаны перечисленные выше покупки, стоило 44 тысячи ливров — примерно 2 тысячи фунтов стерлингов, — в то время, когда английский дворянин мог безбедно жить на 300 фунтов в течение года, а последняя сумма превышала годовое жалование русского фельдмаршала (7 тысяч рублей).

Такие поездки совершались довольно часто. Даже барону Гримму Потемкин посылал списки необходимых ему музыкальных инструментов, географических карт или женских платьев. Платить по счетам, однако, светлейший не спешил (так, в декабре 1788 года отчаявшийся Симолин взывал к Безбородко, умоляя его добиться уплаты Потемкиным счета за покупки на 32 тысячи ливров).^[882]

Суммы, которые он тратил, подсчитать невозможно. Он был «невероятно богат и одновременно беден, — писал о нем де Линь. — Вместо того, чтобы регулярно платить по счетам, он предпочитал расточать и раздавать деньги». Массон констатировал: «Потемкин, правда, заимствовал деньги непосредственно из государственной казны, но он немало расходовал на нужды империи и был не только любовником Екатерины, но и великим правителем России». А Пушкин в цикле анекдотов «Table Talk» записал такой: «Потемкин послал однажды адъютанта взять из казенного места 100 ООО рублей. Чиновники не осмелились отпустить эту сумму без письменного вида Потемкин на другой стороне их отношения своеручно приписал: дать, е... м...».^[883]

Говорили, что Екатерина приказала своему казначею рассматривать требования Потемкина как ее собственные, но это не совсем так. Нам неизвестно ни одного случая, когда Екатерина отказала бы Потемкину в просьбе о деньгах — и все же он должен был о них просить. Через его руки проходили огромные суммы на строительство городов и флота, на содержание армий, но легенды о растратах им казенных денег не подтверждаются документами, показывающими, как финансовые потоки, с одобрения императрицы, двигались, через генерал-прокурора Вяземского к Потемкину, потом к его помощникам, Фалееву, Попову или Цейтлину, к конкретным полкам и верфям. Некоторые суммы вовсе не доходили до светлейшего, а интересоваться небольшими деньгами он считал ниже своего достоинства, и Вяземский жаловался императрице, что не получает полного отчета. Однако скажем еще раз: не делая большой разницы между собственным и казенным кошельком, он часто тратил собственные средства на государственные надобности — часто в связи с тем, что требуемые деньги поступали из казны с большими задержками.

Потемкин делал колоссальные долги, чем мучил своего банкира Ричарда Сутерланда, который, впрочем, разбогател с его помощью, а потом стал банкиром императрицы и получил баронский титул. Банкиры и купцы вились вокруг светлейшего, как хищные птицы, наперебой предлагая товары и кредиты. Сутерланд пострадал больше всех. 13 сентября 1783 года он умолял Потемкина «соизволить распорядиться о выплате 167 029 рублей и шестидесяти копеек», потраченных на обустройство поселенцев. «Моя репутация, — взывал шотландец, которого осаждали кредиторы из Европы, — зависит от возврата этих денег». В 1788 году, когда князь был должен Сутерланду 500 тысяч рублей, банкир сообщил: он находится в «таком критическом состоянии», что вынужден «лично явиться к своему благодетелю, чтобы получить сумму, без которой не знает, как продолжать вести дела». Рукой Потемкина на прошении помечено: «Сказать, что получит 200 тысяч рублей».^[884]

Только смерть светлейшего приоткрыла завесу над его финансовыми делами — но и тогда разобраться в них до конца не удалось. Как и императрица, он был частью государства, и состоянием его была вся империя.

Враги России, взволнованные потемкинскими победами, изо всех сил подстрекали Османов к продолжению войны. России теперь грозила еще война с Пруссией, Польшей, Англией и Швецией. Зиму 1789-го и большую часть следующего года Потемкин провел в переговорах с Портой. Поначалу казалось, что турки искренне желают мира. Султан Селим освободил русского посла из Семибашенного замка и поручил переговоры Газы Хасан-паше, новому великому визирю.

Прусская дипломатия тем временем стремилась привести в исполнение план, названный по имени его создателя, канцлера Герцберга: получить польские города Торн и Данциг при том, чтобы Австрия вернула Польше Галицию, а Россия Турции —«Дунайские княжества. Это требовало создания антироссийской коалиции, в которую, под предлогом возврата Крыма, предложили вступить султану Селиму. Швеции предложили Ригу и всю Ливонию. Австрии, союзнице России, пригрозили вторжением прусских,войск. Россия была вынуждена вывести войска из Польши. Только теперь, когда Речи Посполитой была предложена конституционная реформа и военный союз — в обмен на Торн и Данциг — польская шляхта поняла, что аппетиты Пруссии намного превосходят стремления ненавистной России. Выбора, однако, у поляков,не осталось. Англия поддержала Пруссию в требовании, чтобы Россия и Австрия заключили с Портой мир на условиях возврата завоеванных территорий. Не было и речи о том, чтобы воевать с турками дальше: Потемкину пришлось передислоцировать армию на случай нападения Польши или Пруссии. 24 декабря 1789 года Екатерина сказала своему секретарю: «Теперь мы в кризисе: или мир, или тройная война».