Потайной ход - [61]

* * *

Ее ботинки опять ударились о гранит, и она опустилась ниже меня, крикнув:

— Быстро! Смелей! Они не дадут вам упасть!

Я отталкивался от скалы и постепенно спускался вниз. Это был ужасно длинный путь, а страховка не давала возможности спрятаться в расщелину. Я висел на этой дергающейся веревке, чувствуя, как юго-западный ветер бьет меня в спину, угрожая перевернуть и ударить о гранит.

Мы спускались ниже и ниже, Элин Гундерссон все время находилась впереди меня. Я на минуту задумался, можно ли разоружить ее и как-нибудь скрыться? Нет, никаких шансов не было. Наверху команда. Внизу — бездна, скалы и смерть. И еще Джейн. Они ее могли убить. Элин Гундерссон опасность не грозила, по крайней мере с моей стороны.

Мы добрались до глубокой расселины. Она подождала меня, подхватила и коротко приказала:

— Спускайтесь вниз, потом расскажете, что там увидели.

Я посмотрел на нее:

— С чего вы взяли, что я расскажу вам?

Гибкая и светловолосая, она висела над пропастью, как в своем дворе на качелях, как обезьяна на лиане, и насмешливо пояснила:

— Потому что вы уже мертвы, мой друг, и ваша женщина тоже. А сейчас у вас есть шанс спасти жизнь себе и ей. Полезайте.

Я прополз два или три метра по граниту, пока не удалось заглянуть в расселину.

Она опять приказала:

— Спускайтесь!

Не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Она сообщила что-то по рации, а я устроился на вершине скалы, спустил ноги в расселину и заглянул в ее глубину.

В этом месте громадный, неправильной треугольной формы кусок скалы за последний миллион лет отошел и отвалился. Но сполз вниз всего примерно на метр и занял новое положение, в котором остался навечно. В месте отрыва образовалось пространство, вот в эту-то проклятую дыру я и заглянул.

На дне этой шестиметровой расселины я увидел дневной свет и бьющиеся пенистые волны. Глубоко вздохнув, начал протискиваться вниз, стараясь двигаться равномерно, потому что внезапные рывки в этих условиях опасны.

— Одну минуту!

Я задержался, а Элин сказала:

— Вы будете единственным, кто знает все. Помните об этом.

— Хорошо, — ответил я, осмысливая сказанное ею. Если верить тому, что мне известно о Питеркине, ключи от Кремля лежали где-то в расселине скалы у моих ног. Этот человек всю свою жизнь провел в бегах, охранял свою тайну и был настолько безрассуден, что не открыл секрета даже своей дочери. Но лучше всего не обладать этими проклятыми сведениями. Если кто-то удостоверится, что вы владеете ими, тогда действительно вам грозит смертельная опасность.

— Идите, — опять приказала Элин Гундерссон, и я начал послушно спускаться в расселину, чтобы посмотреть, нет ли там какого-либо тайника. Без сомнения, Питеркин рассчитал правильно: никому не придет в голову без нужды спускаться сюда, и на его тайну никто случайно не наткнется... Скала была гладкой. Лишь один этот кусок откололся от основной гранитной массы и слегка сполз, вот и все. И на ее совершенно голой поверхности было очень мало трещин, куда можно спрятать что-нибудь. Медленно спускаясь, я сообразил, что нахожусь в природной воронке, широкой вверху, сужающейся книзу и с открытым дном. Я посмотрел на веревку, на которой висел, с внезапным страхом, — а вдруг она перетрется о гранитные края? Ведь, если она лопнет, я полечу прямо через дно воронки в пучину. «Но веревка прочная, она выдержит», — убеждал я себя, оглядываясь вокруг в поисках пакета Питеркина. Он должен быть где-то совсем рядом. И найду я его или нет, я буду единственным, кто знает все.

Я продвинулся вниз. Немного света пробивалось сверху, а вокруг — мрачные серьге тени. Если бы я был Питеркином, то... Белое. Что-то было засунуто в трещину. Что-то будто светилось во мраке. Я протянул руку, но дотронуться не смог. Изменил положение тела и опять попытался дотянуться, но поскользнулся, и сердце подпрыгнуло, когда ноги потеряли опору. Пальцы по-прежнему были слишком далеко от белого предмета. Я качнулся на веревке — и опять неудача. Качнулся еще раз, четыре, пять, шесть раз, туда и обратно. Я пытался схватить этот маленький белый кусочек вытянутой левой рукой. Наконец мои пальцы дотронулись до него, но прикосновение было слишком коротким, а ощущение — странным. Белый предмет в трещине не был холодным. Здесь, внутри гранитных масс, все было промозглым: воздух, сама скала, — холод поднимался снизу. Я стиснул зубы и качнулся еще раз, оттолкнувшись согнутыми в коленях ногами, и схватил его. То, за чем я раскачивался в ледяной воронке между небом и ревущим океаном, было остатками сломанной пластиковой чашки.

Я трижды дернул за веревку, сообщая, что меня можно поднимать. И медленно двинулся вверх к очаровательной белокурой головке Элин Гундерссон, которая свесилась вниз. Когда я приблизился, она спросила:

— Что вы нашли?

Я протянул ей находку. Она схватила, нахмурилась.

— И это все?

— Все, что я смог найти.

— Это положил Кинский?

Я пожал плечами. Откуда мне знать? У Питеркина могла быть с собой фляга и чашка во время одинокого спуска, хотя в это я не верил. Он не любил комфорта, старина Питеркин. Тщательные приготовления — это да, а фляга с кофе — нет.