Посвящение в рыцари - [23]

Расстроился Задира. И было отчего. Мы ведь Мяу действительно другом считали, и нате вам — «чтобы тлетворно повлиять»… «ввести интервенцию».

— В рядах революционной армии небольшое замешательство? — улыбнулся Император Серляндии. — Не надо падать духом — это бывает. Уберите девчонку, выдайте ей, что полагается, и введите остальных.

На смену Мяу ввалилась целая толпа ушастиков и замерла, в немом восторге обожания уставившись на свое горбатое божество.

— Итак, Мои драгоценные, что вы сообщаете? Только не все враз. Коротко и называйте для протокола свое имя.

— Этот вот, — выступил вперед один ушастик и указал на Задиру, — сказал, что он мне друг.

— И мне… И мне… Мне тоже! — загалдели остальные.

— Хорошо, хорошо. Все вы сообщаете об этом. Мы не забудем. Имя?

— Сюк. Я доношу на их карманы. Вот, взгляните, у каждого по нескольку — и руки туда суют и прячут, что хотят…

— Дальше.

— Мой друг уговаривал меня свергнуть… свергнуть…

— Не бойся, говори прямо, кого ты должен был свергнуть?

— Вас, Ваше Несравненство.

— Чудесно, Мой милый Сюк. Кто из вас еще должен был Меня свергать?

— Я, я, я, я, я…

— И как вы должны были это сделать?

— Вооруженно!!! Наш ДРУГ велел каждому взять кому нож, кому палку, топор… Я Ляу.

— А я Тюк. Он говорил, чтобы всех Господ Вымруков опровергнуть, нет, низвергнуть и посадить за решетку…

— Я Тяу. У него топор есть. Очень опасный. Им убить даже можно. Вот.

— Я Кук. Завтра мы должны были перестать бояться Господ Стражников и всех поубивать. Мы должны были надеть цветное — белое, синее и даже красное…

— И про реку все спрашивал. Хотел всех священных спиралей отравить. Говорил: купаться в реке будем и на ту сторону плавать — там демо… демо… забыл как дальше… демокакия какая-то, а императоров всех перерасстреляли. Я Люк.

— Оскорблял Господ Вымруков и Господ Стражников, будто пахнут плохо и балбесы. Чук я.

— А тебе, крошка, нечего сказать? Что-то ты молчишь все время?

— Я… я… Они нас вербовали в шпионы, чтобы мы все им сообщали, где мосты, где качели, и чтобы начальства не слушались… Обещали дать по розовой ленте. И по голубой. Я Фау.

— Хорошо. Мне все ясно. Идите. Там подпишете ваши сообщения и получите, что полагается.

— Этот вот всем нам ДРУГ!

— Да, да, это Мы учтем. Идите.

— Так на чем Мы остановились. Мои дорогие… ДРУЗЬЯ? Ах да, на на том, что дни Мои сочтены, а история неумолимо движется вперед. Ну что ж, продолжайте, продолжайте, Я вас слушаю с большим интересом.

Мы подавленно молчали.

— Фу, как нехорошо со стороны этих Мяу и Ляу. Ворвались, наболтали тут всякого, настроение Моим гостям испортили… Да вы плюньте, главное ведь не отдельные Люки и Мяу, главное — стать выразителем дум и чаяний всего угнетенного народа, не так ли?.. Кстати, что за шум слышим Мы на дворцовой площади? Уж не восстал ли угнетенный Наш народ, чтобы спасти своих заступников от безвременной смерти? Ах, нам, тиранам, не позавидуешь — всегда будто на бочке с порохом сидим!

Кряхтя, Карлик сполз с высоченного своего трона и, подобрав полы пышной мантии, заковылял к балкону:

— Пойти разве взглянуть, что там за шум такой непонятный…

Двери балкона распахнулись, и на нас обрушился рев толпы. Но стоило нашему мучителю поднять руку, как над площадью повисла мертвая тишина. Тишина эта длилась бесконечно, она густела, расширялась, давила на голову обручами и вдруг взорвалась тонким пронзительным криком:

— Дети Мои!..

Карлика Седьмого нельзя было узнать. Мантия распахнута, корона небрежно сдвинута назад, в глазах — огонь безумия, руки сжаты в кулачки.

— Дети Мои!.. Спасибо вам!.. Вы всегда со мной… Возле меня, когда надо мной смертельная опасность… Они, ТАМ, надеются нас разобщить, расколоть, купить за розовый бантик… Но мы — одно целое… у нас одно сердце… один разум, одна воля… Дети Мои! Пока мы как одна семья, нам не страшны ни пушки, ни бомбы, ни наемные убийцы, вроде вот этих!..

Площадь взорвалась гневным гулом:

«Смерть им! Казнить!.. В костер их!.. В реку…»

— Спасибо! Спасибо, дети Мои! — властным жестом восстановив тишину, продолжал Карлик. — Они, эти вот, лишь жалкие наемники… Главные враги — там, за рекой. Смертельные враги! Это апологеты индивидуализма — коммунисты… это кровожадные демократы… это человеконенавистники-гуманисты… Мы сорвем их зловещие планы… Я сам возьму топор в руки… Я буду питаться сухим хлебом, спать полчаса в сутки, носить рубище (Карлик потряс полой своей горностаевой мантии), но гордое знамя Вымрукинии взовьется над столицами врагов наших и на всей земле, которую завещали нам наши предки, воцарится окончательная справедливость… Вы будете питаться одними пирожными!.. Купаться в бассейнах с лимонадом!!! Целыми днями смотреть цветные телевизоры!.. А ЭТИ, ТАМ будут покорно подставлять спины под ваши плетки, когда вам захочется размять руку. На нашей улице будет вечный праздник. Я обещаю вам это, дети Мои. Я, ваш верный слуга, сильный только вашей силою, умный только вашим умом, движимый только вашей железной волею!..

Площадь вновь взорвалась ревом:

«Смерть… Гуманистов на виселицу!.. Веди!.. Умрем!»

Дождавшись тишины, Карлик Седьмой деловито закончил: