Посты сменяются на рассвете - [131]

— Как же, поверила.

— И ты не веришь?.. — Она закрыла лицо руками, закачалась на стульчике из стороны в сторону. — И я не верю... Ничего больше нет и не будет... Пустая консервная банка из-под анчоусов... Сожрали анчоусы, а банку — пинком на помойку...

Девушке стало ее жаль. Налила рюмку, Мерильда залпом выпила.

— Спасибо, милочка!.. — Рассмеялась: — Даже для Пиноса не подхожу... Так: то ли карманница, то ли шлюха...

— Ну и нализалась! — с презрением сказала девушка, собрала рюмки и вытерла доску. — Противно. Мужчины пьют — ладно, они мужчины. А женщина...

У стойки появился прохожий. Его голова жирно лоснилась бриолином под светом ламп.

— Двойной! — еще издали крикнул он, поднимая два пальца.

Девушка молча подала ему стакан баккарди. Он выпил, причмокнул и потребовал:

— Повторить! — Достал из-за пазухи туфли, протянул через стойку: — А? Такие по карточкам не отрежешь, а? Мечта, а?

Мулатка взяла, повертела в руках, погладила носки:

— Прелесть?

— Блеск-треск, а? — подмигнул мужчина. Кивнул в сторону моря. — Оттуда. Не дешево, но и не дорого. Берем, а?

Она вышла из-за стойки. Скинула башмак. Начала примерять.

— Не лезут... Не лезут, хоть лопни! — С сожалением отдала. — Еще влипнешь — контрабанда.

Мерильда подняла голову, помотала ею:

— Не-ет, консервная банка...

Прохожий подскочил к ней:

— А вам, сеньора, а? По заказу — для вашей ножки. Можно примерить, а?

Опустился на колени, подостлав газету. Надел на ее ногу одну туфлю, провел пальцами от ступни до колена:

— Какая ножка!

Мерильда стряхнула туфлю:

— Пошляк. Такой фасон носили в прошлом веке.

Набриолиненный оживился, глаза его заблестели:

— Сеньора с тонким вкусом, да? Ду ю сник инглиш? Шпрехен зи дойч?.. Могу вам предложить люкс, а?

— Счет на Манхеттен-банк. Наличными не ж-же-лаю...

Он скорбно покачал головой:

— А-а, понимаю: заведение накрыли, фирма пошла ко дну, красотка оказалась за бортом, а?

— Телепат.

— Сочувствую вашей ситуации, сам чуть не отправился акулам на ужин, но пока еще барахтаюсь, — доверительно зашептал он. — И могу помочь чужому горю, а? Такие ножки не должны пропадать, хочу кое-что предложить, а? — Повернулся к девушке: — Повтори, дурочка. Мне и сеньоре. Я плачу!

— Она уже и так хороша. Можешь тащить, паук.

— Твоя забота, а? — огрызнулся он. — А если я люблю интеллигентно, со вкусом, а?

К кофейне вприпрыжку подбежал Хуанито. Правая рука его была забинтована. Но круглая рожица сияла.

— Салуд, Грациэлла! Чашку кофе и «Корону»! В кредит. Но завтра будет работка!

Девушка улыбнулась:

— Соплив — «Корону». Вот тебе леденец.

— Не оскорбляй! — Мальчуган показал на забинтованную руку. — В схватке с коварным врагом!

— Уже слыхали. Повторный сеанс. Валяй что-нибудь новенькое.

Мальчик сразу сник:

— Я тоже почти что не верю... Я первый его увидел. Но он — в окно, и теперь его ищи-свищи... А я мог бы уже прогуливаться по тому свету...

Девушка ласково провела ладонью по его жесткому ежику:

— Это правда? Бедненький мой! Тебе очень больно?

— Факт. Но я не обращаю внимания. Солдат революции должен стерпеть все. Когда вытаскивали пулю, я множил трехзначные на пятизначные и ошибся только на сто тысяч... — Он огляделся: — Интересно: на том свете тоже есть улицы, море, кофе?

Грациэлла пожала плечами:

— Не знаю. Может быть, и есть.

Хуанито вздохнул:

— Все равно на этом мне как-то больше нравится... Я заглянул в ее комнату и вдруг вижу — он! Я как закричу! А он выхватил пистолет — и бабах! Бабах!.. — Уткнулся в забинтованную руку: — Если бы не она...

Девушка похлопала его по вздрагивающим плечам:

— Успокойся!

— Мне так ее жалко... И так стыдно... Я ведь думал!..

Мерильда, на мгновение протрезвев, повернулась к мальчугану:

— Ты о ком это, Хуанито?

Он узнал, отскочил на середину тротуара:

— Сеньора? Побег с каторги?

— Не-ет, босоногий генерал, от вас не убежишь...

Он подступил к ней:

— О вашей подруге... Она пала смертью героя.

— Бедная девочка. — Но в голосе ее не было сожаления. — Хотя и не бедней меня. Мир ее праху...

Набриолиненный оживился:

— А ты, оказывается, благородная, а? Ух, предпочитаю благородных! Не обчистят утром, когда спишь, а?

Женщина смерила его взглядом:

— Сукин ты сын...

— Понимаю, вхожу в положение — нервы, — согласился он. — И у меня тоже нервы, а не шнурки от ботинок, а? — Снова потребовал: — Наливай. Плачу.

Грациэлла налила, со злостью сказала:

— Пейте и проваливайте — а то позову наших!

Из темноты послышались шаги. Цокали подковки сапог. Набриолиненный замер. Заторопился:

— Святые слова, дурочка, подальше от греха, а? — Подхватил под руку Мерильду. — У меня шикарная квартирка, могу предложить на ночь, а там поглядим, а?

— Поглядим, — согласилась Мерильда. — В тебе что-то есть. По крайней мере, кошелек и хамство. — Передразнила: — «Пошли, а?»

От подъезда радиостанции подошел писатель Альдо. За эти сутки он, казалось, постарел на десять лет. На щеках клочьями торчала седая щетина. Щеки обвисли, скорбными складками собрались у губ морщины. Глаза были тусклы.

— Как поживаете, камарадо писатель? — приветствовала его девушка.

— Завари мне покрепче, Грациэлла, — попросил он.

— Ставлю десять против одного, вы снова забыли поужинать. — Вместе с чашкой кофе она пододвинула к Альдо блюдце с сандвичами.