Поступь стали VI - [38]

На сей крючок, сразу же попалась рыба.

— Отец, — обратился принц к королю.

Арн Киринтийский медленно перевёл свой взгляд на Ганса — того, кто должен в будущем, когда век правления его самого закончится, стать королём. Но Ганс, являющийся здоровым и полным силы, в том числе и силы мужской, по донесениям соглядатаев был разбалованным ребенком.

— Что, сын? — спросил король, уже заранее понимая, чего попросит его чадо. Вековые устои, установленные его великим предком, гласили: “Не место бабе делами государства заниматься, пущай ноги раздвигают и наследников рожают! Га-га-га”. Да уж, сил у Кирина было много, но тактичность отсутствовала вовсе. Но, несмотря на это, некогда сказанная фраза соблюдалась как строжайший закон, который переняли все древнейшие роды Алтонии, а следом за ними и получившая титулы за заслуги «юная» знать.

— Отец, позволь нас сопроводить, — сказал принц. — Ничто так не сближает как пройденная вместе дорога. Княжна, увидев наши просторы, я уверен, поразится! А столица никуда не денется, по приезду я лично покажу красоты нашего славного града.

Король внимательно глядел на своего отпрыска, размышляя. Какой же ты, сын мой, глупый. Неужто ты думаешь, что сидящая напротив тварь хоть на долю секунды тобой заинтересуется? Но ладно, был бы ты еще не обручен. Так твоя, корчащая глупышку невеста, сидит же рядом! Если нареченной принцессе до одного места, то вот Заркел Санза смотрит на тебя так, что, будь его воля, то змеи, которых превеликое множество на его доспехе, в самом деле ожили бы, набросились на тебя и сожрали!

Но глупость — даже не это. Как можно не понимать очевидного — Вильгерта Цеппелин не узница столицы, и дав ей дозволение сразу, я бы не отказал и сейчас. Эх, глупый сын, прошу тебя — молчи и не давай больше поводов разочароваться в тебе, ибо я, возможно, буду первым, кто порушит вековые устои, уступив трон не тебе, а Юлоне. Которая, кстати, не явилась по пир.

Мысли короля, пролетали быстрее, чем дни старика, потерявшего смысл и разочаровавшегося в жизни. Старый король вновь посмотрел на Кровавую княжну. В том, что это было не фигуральное выражение, а описание её сути, Арн Киринтийский уже однозначно убедился. Вильгерта Цеппелин внимательно с лисиной улыбочкой смотрела то на короля, то на его сына. При этом глаза её по-прежнему были темными и мёртвыми. Такими они были, скорее всего, не по причине физиологии, а из-за состояния души.

— Княжна, буду рад, если вы сопроводите нас в столь неблизком пути. Я так понимаю, вы поедете не одна?

— Благодарю за дозволение, Ваша Светлость, если разрешите, я бы хотела взять с собой моё сопровождение.

— Разрешаю, — ответил король, размышляя о том, что в дороге может случиться всякое. И с всякой.

Но он сделал роковую ошибку, на долю мгновения утратив контроль. Дочь рода крови почувствовала отголоски эмоций. Но лицо не дрогнуло у дочери рода крови. Всё та же учтивая улыбка… Словно маска воздвигнута, но бушующее пламя гнева и кары уже обещаны тем, кто в её понимании мироздания даже на секунду мог о таком задуматься в отношении неё.

Пир продолжался еще несколько часов. Всё это время все собравшиеся играли свои роли. Кто играл гостеприимного хозяина, а кто доброжелательного гостя. Но как только торжество было завершено, Вильгерта Цеппелин на всех парах помчалась в квартал крови.

Её дворец был укреплен рунами крови, на которые пошло до двух сотен человеческий туш. По-другому Вильгерта не называла подвешенных на крюках людей, питаемых манной жизни и генерирующих вещество, бывшее для вампиров самой настоящей амброзией.

Витиеватый стул, который лишь немногим уступал малому королевскому трону, принял седалище княжны сразу по прибытию зал. Вольготно усевшись, женщина, которую с рождения вскармливали кровью новорожденных, осмотрела застывших в немом молчании две сотни адептов крови.

— Подойди, — властно приказала княжна.

От толпы отделился высокий породистый мужчина. Его кудрявые волосы, острые скулы и глаза цвета крови говорили о принадлежности этого вампира к одному из главных кланов Сильвернона.

Тядош Васара подошёл к трону и склонился перед своей госпожой. Та посмотрела на него, и не меняя выражения лица, нанесла чудовищный по своей силе удар.

Взмах тыльной стороны ладони по затылку посла был такой силы, что наполовину погрузил голову мужчины в драгоценный красный гранит. Скорость удара, превысившая скорость звука, породил звучный хлопок, а падание головы на пол вызвало грохот и треск разрастающихся трещин.

Но удар, который разнес бы в кровавое месиво голову алтонского ветерана первого ранга, не умертвил и так по сути мертвого посла.

Вильгерта Цеппелин надменно смотрела на расползающуюся возле её ног лужу крови. Выждав несколько секунд, она вновь приказала:

— Поднимись!

Застывший недвижимо посол, из головы которого уже растеклась большая лужа крови, медленно уперся руками о красный гранит. Потом он не спеша освободил голову, при этом оставив в образовавшейся ямке половину кожи лица с множеством мышечных жил.

Поднявшись, изувеченный благородный вампир вновь предстал перед своей госпожой, только в новом облике. Ранее утонченное лицо, затмевавшее даже лица некоторых женщин, теперь было превращено в месиво. Отсутствующие куски лица оголили белый череп, а нечеловеческая клыкастая челюсть при ударе о землю, разорвала в клочья щеки и губы, превратившихся в свисающее трухно.