Постумия - [29]

– Эх, жаль, что «Дягилев» сгорел! – частенько вздыхал Лёша Яцелюк, наблюдая за «собачьими свадьбами» с моим участием. – Не тебе прозябать в Пиндостане. В Москве кадры совершенно другого уровня. Хочешь, порекомендую тебя Пете Листерману? Он с руками оторвёт, а мне прибыль. Надо на что-то расширить бизнес. Там всё в шоколаде у тебя будет. Одна опасность – быстро «снюхаться» можно. Кокаинистов много тусуется. Их сразу узнать можно – всегда ходят в тёмных очках…

Но я не хотела к Пете Листерману. Хотя бы потому, что дядя мог меня за это прикончить.

Как правило, я работала на автопилоте. Мои руки и ноги, моё лицо, всё тело жили своей жизнью. Единственным допингом были воспоминания о Маамуне, о его ревности. В эти мгновения мой «центр страсти» действительно становился алым маком. Я тайком записала несколько кассет – со всеми воплями и матюгами. Очень хотела переслать их бывшему.

Кстати, такой случай вскоре представился. Мне позвонил Салех – тот самый родственник Маамуна, с которым я когда-то боялась встретиться на «Просвете». Он предложил передать какой-нибудь подарок сыну на четырёхлетие.

Я купила драгоценную монету из серебра, золота и цветной эмали. Там был изображён юноша, стреляющий из лука с колена – звёздный знак Маамуна-младшего. Кентавра семья бывшего мужа ни за что не приняла бы. Это для них ширк, язычество. Долго боролась с искушением добавить в посылку парочку фривольных дискет. Но потом решила – не надо. Это может повредить ребёнку, и монета не принесёт ему счастья.

Салех цокал языком, разглядывая подарок. Обещал непременно передать мальчику все мои поздравления и пожелания. Доложил, что мой бывший недавно попал в тюрьму за связь с ваххабитами. Но родственники быстро вытащили его, вправили мозги. Теперь боксёр-тяжеловес – опять паинька. Он очень жалеет о нашем разводе. Говорит, что виной всему – гадкие дружки.

Честно говоря, в ту пору мне было не очень весело. Внезапно начались жуткие неприятности – в клубах, в «Пиндостане». Плюс ко всему меня ограбили на улице, да ещё хотели облить кислотой. В своём номере, под матрасом, я обнаружила клубок серо-чёрной шерсти. Чуть позже из коридора подкинули чужой носовой платок со следами крови. Морды в «Пиндостане» били часто, «нумера» убирали не каждый день. И потому я не обратила особого внимания на эти штучки.

Но когда в тумбочке у кровати обнаружила чёрную маленькую свечку, опутанную чёрной же ниткой с множеством узелков, не на шутку обделалась. Поняла, что это – чёрная магия, заговор на кровь. Я о таком слышала от Леськи Москаленко. Мой успех у мужчин кому-то не давал покоя. Вспомнив наставления Леськи, я сгребла все «презенты» палкой в коробку. Потом сожгла в дворе-колодце, под открытым небом. Возможно, влияние тотема ослабло, но неприятности всё равно продолжились.

На таможне взяли торговцев порно, и «добрые люди» показали наши фильмы дяде с Богданом. Но несколько партий уже ушли – в Германию, в Голландию, в Финляндию. Кроме того, я снялась в рекламе гробов – для итальянского похоронного агентства. И в совершенно прозрачном платье, без белья – на капоте маленького кроссовера «Audi Q-3».

Сказать, что дядя был в бешенстве, значит, не сказать ничего. Базар получился – зашибись! Генерал Грачёв честил меня такими словами, которых не произносили ни в «Пиндостане», ни в ночных клубах. Он впал в полный беспредел и брал меня на понт без скидок на пол и родство. Передо мной был не уважаемый ветеран сыска, а ломом подпоясанный бандит. Во время этого наезда и последующего затем раздрая я всерьёз испугалась за свою жизнь.

Временами его речь напоминала о заседаниях правительства какого-то лохматого года. То и дело звучали слова бюджет и ваучер. Но первое место прочно заняли слова быдло и халява. Шторм в двенадцать баллов бушевал около трёх часов. Я до сих пор удивляюсь тому, что осталась в здравом уме. Мне оставалось только молчать, чтобы не плескать бензина в костёр.

– Вразумляй до трёх раз, а потом отрекайся, – тихо сказала я, когда дядя выложил всё, что хотел. – Можешь отрекаться – я готова. Больше никогда о себе никогда не напомню…

Я знала, что генерал – человек деловой, и долго попусту время не тратит. Его можно заинтересовать каким-то ноу-хау, достойным внимания планом. Лишь бы он согласился выслушать, не выбросил за дверь. Ведь, вероятно, дядя уже навсегда вычеркнул меня из своей жизни.

– А не надо напоминать, – сухо, уже спокойно сказал генерал. Его брови вразлёт поднялись ещё выше. На лбу зарябили морщины. – Я тебя и так никогда не забуду. Одно интересно – как жить собираешься? До старости у шеста задницей вертеть? Гоу-гоу, лэди-дэнс? Так ведь это только пока молодая…

– Да никак не буду жить, – беспечно ответила я. – Вены порежу, да и всё.

Дядя сверкнул глазами – он это помнил. После того, как имя матери выбили на памятнике из чёрного габбра-диабаза, я закрылась в ванной и полоснула себя бритвой по венам. Это случилось через год после её кончины. Родственники на поминках только и делали, что стыдили меня и умоляли покаяться. Я не выёживалась, а действительно хотела покончить с собой. Богдан тогда схватил топор, выломал дверь и вытащил меня из красной воды. А я была в сознании и запомнила, что пол и раковина были будто бы в мясных помоях…