Постовой - [47]

Витя, в голове которого уже завертелся праздничной каруселью пара дополнительных ящиков крепленого вина, радостно закивал головой.

— Ну, тогда пока.

Шагнув на лестницу, я остановился:

— Витя?

— А?

— У тебя квартира служебная?

— Да, а что?

— Забухаешь или меня обманешь — буду тебя каждый день в трезвяк сдавать, вылетишь с работы и из квартиры. Не бухай, лучше на мотоцикл копи. Купишь себе Яву красную или ИЖ спорт, все бабы твои будут. Ты же красавец, с квартирой, только зубы начни чистить и футболку что ли купи. Давай, до встречи.

Я уже ушел, а Виктор все стоял соляным столбом от накрывших его с головой радужных жизненных перспектив. За неделю мы провернули подобные операции, в той или иной версии, еще три раза. Остальные дворники были вменяемыми женщинами, поэтому бить их снеговой лопатой не пришлось. Естественно, что южные братья, под руководством своего вождя с лейтенантскими звездами, на наши мирные инициативы, забили. Мы добросовестно, каждый вечер, сдавали командиру по четыре протокола за антисанитарию в отношении руководителей жилищных участков. Статья сто сорок четыре КоАП в журнале учета было, поэтому наше рвение у командиров вопросов не вызывало.

А во вторник, после заседания административной комиссии исполкома Дорожного района все началось.

Глава 24 Пустые хлопоты.

Когда я открыл дверь своим ключом, с кухни меня «поприветствовали»:

— Пока не заходи сюда!

— Привет. Ну и ладно.

Освежившись в ванной, я покладисто спросил:

— Уже можно?

— Нет, еще пять минут, не заходи.

Через пять минут меня допустили. На столике стояли две тарелки с мясом «по-французски», рыбная нарезка и запотевшая бутылка с болгарским «шампанским», с большой красной звездой на белой этикетке и рубиновым содержимым. Я довольно крякнул:

— О, Настя! А что за повод?

— Я аванс получила! Я тебе говорить не хотела, я уже неделю работаю, а сегодня аванс дали! Правда, я молодец?

— Ну конечно ты молодец и умница. А куда устроилась?

— На почту почтальоном. На полставки. У меня на участок часа три выходит. Я, наверное, когда учеба начнется, все равно буду работать, я уже с начальницей разговаривала, она не против. Буду после учебы выходить. Правда, здорово?

— Ну конечно здорово. И сколько платить обещают?

Радости у девушки заметно приуменьшилось:

— Немного, шестьдесят пять рублей.

— Ну, с учетом того, что у тебя до этого было ноль рублей, так это хорошая прибавка. Правда?

— Ну да, правда.

— Давай, садись, я сейчас шампанское открою. Давай, за твою первую зарплату.

Утолив первый голод и налив по второму бокалу, я спросил:

— Много потратила?

— Много, почти все. Сдача там, в комнате на подоконнике лежит.

— Насть, давай ты больше не будешь на еду эти деньги тратить, если только себя захочешь что-то вкусненькое купить. Договорились? Пусть они у тебя остаются, хорошо?

— Паш, ну ты же говорил….

— Я помню, что говорил. Что не хочу тебя кормить только кашей и картошкой. И сейчас тоже самое скажу. Ты если что-то захочешь, то себе купишь, а на обычную еду я буду продолжать давать.

Меня обхватили за шею, горячо поцеловали, а потом прошептали в ухо:

— Спасибо, спасибо. Знаешь, что я себе с зарплаты хочу купить?

— Нет, не говори! Купишь — потом покажешь, пусть будет сюрприз. Угу?

— Угу!

Интерлюдия.

Двое мужчин сидели на переплетенных под собой ногах, друг напротив друга, и руками ели плов по-фергански. Один, во всем сером и красных носках, беспокойно ерзал, что-то постоянно бормоча под нос. Второй, босой, так как

был тут хозяином, по-отечески улыбался своему гостю, но его глаза, прячущиеся под кустистыми бровями, иногда пугали собеседника своим безжалостным блеском.

— Итак, уважаемый Анзор-бей, что вы скажете….

Лейтенант Аслямов непроизвольно вздрогнул. Как-то упустил он ситуацию. Когда месяц назад к нему подошли несколько смуглых парней, он принял их очень радушно. Участок его в «Тихом центре» был небольшим и не очень прибыльным. Старый жилой фонд, мало людей. Ни рынков, ни магазинов. Очень плохой район для молодого, предприимчивого офицера. Так что парни из Средней Азии, попросившие разрешение на торговлю с нескольких точек фруктами стали добрыми вестниками финансового благополучия. Вроде бы такая торговля была запрещена, но власти, устав бороться с тотальным дефицитом всего, смотрели на это стихийное выражение нового мышленья сквозь пальцы, если ничего скандального не происходит, то и нехай. Договорившись с начальниками жилищно-эксплуатационных участков, чтоб не препятствовали подчиненным дворникам, за денежку малую, убирать мусор, оставшийся после ежедневной торговли, Анзор, посчитал свою миссию выполненной, и приготовился получать заслуженные дивиденды. И все у них было хорошо. Раз в несколько дней, по мере необходимости, лейтенанту совали в открытую папку с документами оговоренную сумму. Пару раз, выслушав, как милиционер, витиевато хвалит спелый груши или красивую дыню, ему по восточному обычаю, с поклоном, заворачивали и вручали предмет восхищения. Неделю назад парни что-то начали объяснять участковому про каких-то милиционеров, которые что-то с них требовали, но, честно говоря, у лейтенанта особо не было времени вникать в их проблемы. Пообещав разобраться с наглыми пришельцами, Анзор, как-то забыл об этом, закрутившись в заботах. Да еще и время экзаменов пришло, в далекую Сибирь рейсами «Аэрофлота» прилетели из солнечного Баку два племянника, которых надо было устроить в институт торговли, одного в училище внутренних войск, но там, хвала Всевышнему, у того была национальная квота. А вот четвертый племянник, честно говоря, Анзор уже не помнил, от какой ветки многочисленной семьи он был послан, должен был поступить в школу милиции, что было самым трудным делом. Но что делать, семья — это семья. Ведь, пять лет назад, самого Анзора, получившего диплом Архангельского рыбопромышленного техникума, дядя Вагиф за руку, как маленького, привел в управление кадров УВД.