Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [79]

• информационные продукты естественным образом способствуют развитию общих научных знаний;

• их пользователи в режиме реального времени передают данные, которые позволяют их улучшить бесплатно;

• всякое улучшение знаний можно немедленно применить в любой машине, установленной где бы то ни было.

Например, интернет-протокол, изобретенный в 1974 году и опубликованный бесплатно, является «стандартом», а не продуктом. Но это не то же самое, что и, допустим, стандарт безопасности, которого должна придерживаться швейная фабрика. Он больше похож на электросеть, из которой фабрика черпает энергию: он полезен с материальной точки зрения. И бесплатен.

Что происходит, когда вы внедряете эти бесплатные машины в трудовую теорию стоимости? Маркс, как выясняется, это уже продумал.

В «Очерке критики политической экономики» Маркс говорит: если для изготовления машины требуется 100 дней труда и она изнашивается за 100 дней, то производительность не повышается. Намного лучше иметь машину, которая стоит 100 дней труда и изнашивается через 1000 дней. Чем долговечнее машина, тем меньшая часть ее стоимости передается каждому продукту. Если довести это до логического конца, то, в идеале, вы захотите иметь такую машину, которая вообще не изнашивается или замена которой ничего не стоит. Маркс понимал, что с экономической точки зрения это одно и то же: «Если бы капитал мог получать инструмент производства бесплатно, то к чему бы это привело? Прибавочная стоимость [выросла бы] без малейших затрат для капитала». Он указывает два способа, при помощи которых даже в XIX веке капитализм уже получал такой бесплатный подарок: реорганизация трудового процесса и научные открытия. Далее Маркс пишет: «Если бы машины служили вечно, если бы они сами не состояли из недолговечных материалов, которые необходимо воспроизводить… то это полностью соответствовало бы этой концепции»[242].

Мы должны были бы замереть от восхищения, прочитав эту невероятную догадку, высказанную при свете газовой лампы в 1858 году: идеальная машина – это машина, изготовленная из материала, который не подвержен износу и ничего не стоит. Здесь Маркс говорит не о нематериальном, а о непреходящем материале, т. е. о чем-то, что не разлагается.

Машины, в которых часть стоимости приходится на бесплатные социальные знания и науку, не чужды категориям трудовой теории. Они имеют ключевое значение для нее. Но Маркс думал, что если такие машины будут существовать в большом количестве, то они взорвут систему, основанную на трудовых ценностях, – «разнесут ее на части», как он пишет в «Отрывке о машинах».

Наглядный пример, который Маркс приводит в «Очерке», ясно показывает: машина, которая служит вечно или может быть произведена без применения труда, не может добавить рабочие часы к стоимости изготавливаемых ею товаров. Если машина служит вечно, она навсегда передает продукту почти нулевой объем трудовой стоимости, а значит, и стоимость этого продукта сокращается[243].

Конечно, в реальности физические машины еще не служат вечно, но в последние пятнадцать лет мы наблюдали, как создавались машины, чья полезность определяется информацией, при помощи которой они эксплуатируются, разрабатываются или производятся. И только трудовая теория может правильно оценить экономические последствия того, что произойдет, если мир физических предметов оживет благодаря информации.

Когда машины думают

В 1981 году я несколько месяцев проработал штамповщиком на небольшом машиностроительном заводе близ реки Мерси. Пресс работал за счет использования электричества и сжатого воздуха: когда поднимаешь рычаг, он опускает станок на металлический диск, придавая ему нужную форму. Моя работа заключалась в том, чтобы поместить диск на штамп, опустить рычаг и отдернуть пальцы до того, как пресс опустится. Это была неквалифицированная работа, операция повторялась десять раз в минуту, и всегда получалось много брака. В штамповочном прессе не было никакого информационного механизма обратной связи; не было никакой автоматики – только физическое движение молота.

Надо мной было два наладчика, работники средней квалификации, которые закрепляли станок и поправляли его каждые несколько часов. В следующей комнате сидели квалифицированные слесари по металлу, которые изготавливали инструменты. С нами они никогда не разговаривали. Тем не менее общим у всех нас было вот что: без ловких пальцев и острого глаза, замечающего брак, скрытую опасность и неправильные процессы, на фабрике ничего не могло работать.

Сегодня штамповка металла почти полностью автоматизирована. Операция сначала отрабатывается на компьютере с использованием тысяч параметров металла, моделируемых математически для того, чтобы понять, какое давление оказывается на металл. Затем трехмерный чертеж загружается непосредственно в компьютер, который управляет станком. Штамп и станок зачастую устроены намного более мудрено по сравнению с теми, на которых я работал в 1981 году, – и теперь их направляют лазерные лучи, обеспечивающие бóльшую точность. Если что-то идет не так, компьютер, управляющий станком, знает об этом. Когда станок выдает бракованную деталь, робот забирает ее, анализирует и располагает ровно там, куда она должна отправиться дальше. А когда нужно поменять инструмент, это делает рука робота.