Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [81]

Шрифт
Интервал

Доведем эту таблицу до конца, пройдя через несколько временных периодов, на протяжении которых капитал и труд падают до уровня нулевых предельных издержек воспроизводства. Теперь необходимый труд сосредоточен прежде всего в обеспечении энергией и физическим сырьем. Если бы это происходило в реальной жизни, то, поскольку закон стоимости действует глубоко, ценовая система могла бы действовать в нормальном режиме, пытаясь рассчитать предельную полезность вещей. По мере того как падали бы цены, корпорации в ответ, возможно, пытались бы установить монопольные цены для того, чтобы предотвратить снижение стоимости, воплощенной в машине и ее продуктах, до нуля. Однако традиционная экономика была бы в замешательстве. Возникло бы впечатление, будто целые пласты экономической деятельности «украдены» у нормальной рыночной структуры.

И даже несмотря на то, что мы еще далеки от чистой информационной экономики, смоделированной здесь в самых общих чертах, мы уже можем ощутить эти последствия в реальной жизни. Возникают монополии, пытающиеся не допустить того, чтобы программное обеспечение или информационные товары стали бесплатными. Стандарты бухгалтерского учета подтасовываются, когда компании принимаются гадать о стоимости. Предпринимаются попытки стимулировать рост зарплат в то время, как большая часть факторов, обеспечивающих труд, теперь может производиться с меньшими затратами труда.

В своем первом макроэкономическом исследовании интернета, проведенном в 2013 году, ОЭСР признавала: «Хотя интернет, безусловно, оказал далеко идущее влияние на рыночные сделки и на добавленную стоимость, его влияние на нерыночные взаимодействия… еще глубже. Нерыночные взаимодействия во многом характеризуются отсутствием ценового механизма и механизма рыночного саморегулирования».

Маржинализм не предлагает никаких параметров или моделей, благодаря которым можно было бы понять, как ценовая экономика становится, по сути, неценовой. Как писали авторы ОЭСР: «Нерыночным взаимодействиям уделялось мало внимания, поскольку было принято очень мало четко определенных и обоснованных инструментов измерения – если таковые вообще имелись»[245].

Так что признаем, что только маржинализм позволяет нам выстраивать ценовые модели в капиталистическом обществе, где всего недостает. Вместе с тем подчеркнем: лишь трудовая теория дает нам возможность выстраивать модели, в которых последствия нулевых издержек начинают перетекать от информации к сфере машин и продуктов, а оттуда – к трудовым издержкам.

Как только вы включаете бесплатные машины и продукты, которые существуют значительное время, в модель капитализма, пусть даже такую грубую, как эта, она приводит к столь же потрясающим последствиям, к каким в математике привело внедрение цифры ноль.

На самом деле, в таблице с четырьмя строками, описанной выше, должна была бы быть еще одна строка прибыли, а каждая стоимость должна была бы не сокращаться, а расти, скажем, на 3 % в год, что отражало бы рост ВВП. Но предположим, что вы добавили прибыль и рост. Как только начинает действовать эффект нулевых предельных издержек, огромные прибыли и рост должны были бы компенсировать воздействие бесплатных машин на трудовые издержки. Иными словами, новые промышленные перевороты должны были бы происходить каждые 15 лет, номинальный рост должен был бы быть очень быстрым, а монопольные фирмы должны были бы стать еще больше.

Но этого не происходит.

Капитализм функционировал до тех пор, пока при снижении издержек за счет технологических новшеств в отдельных отраслях капитал мог перемещаться в отрасли с более высокими зарплатами, прибылями и издержками. Капитализм не воспроизводит сам себя в том случае, когда результатом являются нулевые издержки.

Эта упрощенная модель также позволяет нам ясно увидеть, как в обществе с нулевыми производственными издержками экономика быстро фокусируется на энергии и сырье: именно они становятся той отраслью, в которой по-прежнему царит дефицит. Ниже мы исследуем, как моделирование такого исчезновения трудовой стоимости может перейти в разработку стратегий перехода и как в них встраиваются вопросы, связанные с энергией. Пока же обратимся к тому, как может развиваться капитализм для того, чтобы справиться с этими экономическими вызовами.

Как мог бы выглядеть информационный капитализм?

Появление бесплатной информации и бесплатных машин – явление новое. Однако сокращение издержек за счет производства старо, как и сам капитализм. От планомерного падения цен капитализм удерживает создание новых рынков, новых потребностей и увеличение количества социально необходимого рабочего времени, которое используется для их удовлетворения (мода вместо тряпья, телевидение вместо журналов), что, в свою очередь, увеличивает количество рабочего времени, воплощенного в каждой машине, продукте или услуге.

Если бы этот встроенный рефлекс мог работать надлежащим образом, то в условиях информационной революции мы бы получили полноценный информационный капитализм. Однако работал бы он следующим образом.

Ему пришлось бы воспрепятствовать падению цен на информационные товары за счет установления монопольных цен: представьте себе раздутые Apple, Microsoft и Nikon/Canon. Ему пришлось бы максимизировать присвоение внешних эффектов корпорациями. Всякое взаимодействие – между производителем и потребителем, между потребителями, между друзьями – должно было бы иметь свою стоимость (с точки зрения трудовой теории наша нерабочая деятельность должна преобразовываться в бесплатную работу в пользу корпораций). Цветущий информационный капитализм, возможно, пытался бы искусственно поддерживать высокие цены на энергию и физическое сырье посредством накопления запасов и других видов монополистического поведения, вследствие чего издержки на них приводили бы к повышению среднего рабочего времени, необходимого для воспроизводства труда. И самое главное ему пришлось бы создавать новые рынки за рамками производства, т. е. в сфере услуг. На протяжении 250 лет истории капитализма рыночные силы проникали в отрасли, где прежде их не было. Информационный капитализм должен был бы довести этот процесс до конца и создать новые формы межличностных микроуслуг, оплачиваемых микроплатежами, прежде всего, в частном секторе.


Рекомендуем почитать
Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.


О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь: опыт и наука

Вопросы философии 1993 № 5.


Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.


История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.


100 дней в HR

Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.