Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [63]
При таком подходе цель патентирования «Дарунавира», передового лекарства от ВИЧ, может заключаться лишь в том, чтобы удерживать его цену на уровне 1095 долларов в год, что, как заявили «Врачи без границ», «запредельно дорого». Информация позволяет обеспечить передовое лечение от ВИЧ миллионам людей, но из-за патента она используется недостаточно. В то же время, вследствие того что Индия не позволила фармацевтическим компаниям продлить патенты двадцатилетней давности на другие лекарства от ВИЧ, их стоимость после 2000 года резко снизилась, а информация о том, как их изготавливать, оказалась общедоступной.
В экономике, в которой информация присутствует повсюду, повсюду есть и внешние последствия этого. Если мы обратимся к примеру гигантов информационного капитализма, то суть их модели ведения бизнеса практически полностью заключается в том, чтобы присваивать себе хорошие внешние побочные эффекты.
Например, работа Amazon основана на том, чтобы продавать вам вещи, исходя из ваших прежних покупок – эту информацию вы предоставили бесплатно и иначе поступить не могли. Вся модель ведения бизнеса отталкивается от одностороннего присвоения внешних эффектов со стороны Amazon. Так же дело обстоит и в супермаркетах: собирая данные о своих клиентах и не допуская, чтобы их использовал кто-то другой, крупные супермаркеты вроде Walmart или Tesco получают большое коммерческое преимущество.
А теперь представьте, что было бы, если бы Walmart или Tesco были готовы бесплатно опубликовать данные их клиентов (должным образом обезличенные). Общество получило бы выгоду: все, от фермеров до эпидемиологов, могли бы исследовать эти данные и на их основе принимать более точные решения. Отдельные клиенты могли бы сразу видеть, насколько рациональными или нерациональными были их решения о покупках. Однако супермаркеты потеряли бы рыночное преимущество; уменьшились бы их возможности манипулирования потребительским поведением за счет использования ценовых ориентиров, сроков годности и акций «два по цене одного». Вся сущность их масштабных систем электронной торговли состоит в том, что их данные о клиентах, как сказал бы Эрроу, «недоиспользуются».
Если мы сформулируем наблюдение Эрроу по-иному, то станет очевидно, что вытекающие из него выводы революционны: раз свободная рыночная экономика с интеллектуальной собственностью ведет к недоиспользованию информации, то в экономике, основанной на полном использовании информации, не может быть свободного рынка или абсолютных прав интеллектуальной собственности. И это лишь другая формулировка того же, что поняли Бенклер и Друкер: информационные технологии подрывают основные принципы, на которых зиждется капитализм.
Но что возникает на его месте? Для того чтобы термин «посткапитализм» звучал убедительно, нужно точно описать, как сетевые технологии дают начало переходу к чему-то еще и какой будет динамика посткапиталистического мира.
Ни один из авторов, работы которых я анализировал, этого не сделал по той причине, что никто из них не работает со всеобъемлющей теорией самого капитализма. А что если кто-то предвосхитил крах капитализма, вызванный информацией? Что если кто-то точно предсказал, что способность создавать цены испарится, если информация начнет распределяться коллективно и найдет свое воплощение в машинах? Вероятно, мы бы назвали труды этого человека провидческими. И такой человек есть. Его имя – Карл Маркс.
Действие происходит в Кентиш-Таун, в Лондоне, в феврале 1858 года, примерно в четыре часа утра. Маркс по-прежнему находится в розыске в Германии, и на протяжении последних десяти лет все больше отчаивается в перспективах революции. Но сейчас на Уолл-стрит произошел крах, по всей Европе разоряются банки, и он прилагает все усилия, чтобы закончить давно обещанную книгу по экономике. «Я работаю, словно безумец, ночи напролет, – признается он, – так, чтобы основные очертания были ясны перед началом потопа»[192].
Ресурсы Маркса ограничены. У него есть пропуск в Британскую библиотеку, благодаря которому он располагает доступом к последним данным. Днем он пишет статьи по-английски для New York Daily Tribune. Ночью он заполняет восемь тетрадей практически нечитаемыми каракулями по-немецки: разрозненными наблюдениями, мыслительными экспериментами и заметками для себя.
Тетради, известные под общим названием «Grundrisse» (что переводится как «Набросок»), сохранил, но не прочитал Энгельс. Они будут храниться в главном здании Социал-демократической партии Германии до тех пор, пока Советский Союз не выкупит их в 1920-е годы. В Западной Европе их никто не будет читать до конца 1960-х годов, а по-английски – до 1973 года. Когда ученые, наконец, смогут увидеть то, что писал Маркс в ту холодную ночь 1858 года, они признают, что «это бросает вызов любой интерпретации Маркса, предложенной до сего дня»[193]. Эти записи называются «Отрывок о машинах».
«Отрывок о машинах» начинается с наблюдения о том, что по мере развития крупной промышленности отношения между человеком и машиной меняются. На ранних этапах развития промышленности был человек, ручные инструменты и продукт. Теперь вместо того, чтобы использовать инструмент, рабочий «помещает природный процесс, превращенный в процесс промышленный, как средство между ним и неорганической природой, подчиняя его себе. Он переходит на сторону производственного процесса вместо того, чтобы быть его главным участником»
