Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы - [58]

Представим себе, что в 1918-м столица осталась на невских берегах. Во что превратила бы этот город советская власть? Вполне вероятно, на месте Исаакиевского собора возник бы плавательный бассейн, как это было с московским храмом Христа Спасителя. Невский проспект расширился бы до Итальянской, Жуковского и 2-й Советской улиц. А на Дворцовой площади, скорей всего, появился бы Мавзолей с нетленным ленинским телом, ведь ещё после Февральской революции её павших героев, по решению Совета рабочих депутатов, собирались похоронить прямо под окнами Зимнего. Тогда Фёдор Шаляпин и Максим Горький сумели уговорить Александра Керенского, и кладбище было перенесено на Марсово поле, но кто после смерти «вождя мирового пролетариата» смог бы уговорить Сталина?

Конечно, всё это лишь догадки и предположения. Но вот реальный факт: «…в 1920 <году> архитектурная мастерская Совкомхоза представила проект “упорядочения" центра Петрограда, по которому должно было быть перестроено Адмиралтейство, создан Дворец Труда позади Биржи, а также новые здания на Малой Неве» [26. С. 64–65]. Проект, к счастью, отклонили, но вовсе не из-за того, что посчитали это варварством. Просто столица уже находилась в Москве, и перестройка наиболее значимых петербургских зданий была никому не нужна.

Параллельные заметки. Летом 1935 года был обнародован Генеральный план реконструкции Москвы, хотя работы над ним велись уже несколько лет. Перед архитекторами и строителями поставили задачу построить новую, коммунистическую столицу, которой предстояло стать фасадом теперь уже советской империи. «…Перестроенная Москва… обнаруживала скрытое присутствие петербургской модели. Например, город был “одет гранитом”, что должно было вызывать в памяти изобразительные характеристики Петербурга. Кроме того, как во времена Петра Великого, особое внимание уделялось модернизации городских водных путей, строительству набережных, мостов, каналу Москва-Волга. Вдоль Москвы-реки было построено много грандиозных жилых комплексов и тому подобных строений — как попытка сравняться с великолепными видами Петербурга вдоль его рек и каналов, да и сама река была объявлена центром Москвы, её “главной осью". Далее, новая структура зон жизнеобеспечения Москвы заставила воссоздать петербургскую пространственную иерархию с центральными районами, предназначенными для крупных строений, бюрократии и элиты, и промышленным и массовым жилищным строительством, вытеснявшимся всё дальше к окраинам. Москва была “петербургизирована” также в смысле использования архитектурных стилей. В первой половине тридцатых годов генеральным предписанием для новых столичных зданий… было требование ориентироваться на архитектуру и городские планировки классического периода, а также на то в Ренессансе (как следующей ступени традиции), что должно было найти высшую реализацию в “новой” Москве…» [25. С. 145].

Однако, несомненно, главное — не в копировании градостроительных моделей и архитектурных стилей. Сталин копировал представления Петра об имперской столице, где всё должно поражать своей огромностью — высота шпилей, ширина проспектов, многокилометровая дальность перспектив… Но если в классическом Петербурге вся эта огромность, пропорционально сочетаясь в отдельных своих частях, образовывала единый каскад ансамблей, то в большевистской Москве гигантомания, достигшая маниакальности, предстала апофеозом безвкусицы и уродства.

Этот архитектурно-пространственный стиль новой Москвы вошёл в историю под названием «сталинского ампира». В народе его не без ехидства нарекли ««репрессансом». И это, пожалуй, самая точная оценка тщетной сталинской попытке украсить Москву шедеврами, которые стали бы ещё величественней и краше ансамблей и дворцов Петербурга.

За все годы советской власти в Ленинграде пострадали в основном только церкви: в угоду атеистической пропаганде свыше полусотни культовых сооружений были снесены или перестроены. В их числе возведённый в 1911 году на набережной Ново-Адмиралтейского канала по проекту архитектора М. Перетятковича храм Христа Спасителя, который являлся памятником морякам, погибшим во время Русско-японской войны. Этот храм, деньги на который собирали по всей России, напоминал церковь Покрова Богородицы на Нерли. Внутри, на стенах рядом с иконами, были установлены мемориальные бронзовые доски с фамилиями 12 тысяч моряков, от матросов до адмиралов. Спас на водах, как называли его горожане, был взорван в 1932 году. «По одной из городских легенд, доски с именами погибших сбросили в Неву. По другой легенде, местные жители собирали разбросанные взрывом осколки мемориальных досок и прятали их по домам. Одну из этих досок, говорят, ещё долго можно было видеть в магазине вблизи Большого дома. На ней разделывали мясные туши» [34. С. 306]. В тот же год собирались взорвать и Знаменскую церковь (Входа Господня в Иерусалим) перед Московским (бывшим Николаевским) вокзалом, построенную в 1804 году архитектором Ф. Демерцовым. Тогда храм отстоял его прихожанин, почётный староста, первый российский Нобелевский лауреат Иван Павлов. Но в 1940-м, после смерти академика, церковь всё же взорвали и спустя полтора десятка лет поставили на её месте здание станции метро «Площадь Восстания». Ещё один из наиболее значимых храмов — Спас на Сенной (Успения Пресвятой Богородицы), освящённый в 1756 году (проект Б. Растрелли и А. Квасова), был снесён в 1961 году; на этом месте теперь стоит наземный вестибюль станции метро «Сенная площадь».