Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник - [63]

Я мчал, как полицейский на обед, только что не пугал прохожих сиреной. Мысли мои кружили вокруг Эми: вот она свежекрашеной брюнеткой появляется на пороге забегаловки, вот своей волнующей скороговоркой заявляет, что готова внести за меня залог, вот она ласково обнимает меня… Затем внезапно, против воли, перед моим мысленным взором возник озлобленный неудачами старик фермер и его молодая жена. В мозгу — возможно, под воздействием бешеной гонки, а может, на нервной почве — зароились эротические видения. Эми и та женщина с фермы как-то смешивались в фантазии и переплетались воедино, и при этом мои зрение, слух и напряженное внимание были прикованы к серой полоске асфальта впереди, и я каждой клеточкой своего существа отзывался на малейшие изменения в транспортном потоке, влекущем меня за собой. По пути я остановился у бензоколонки, чтобы позвонить на квартиру Мэри Харрис. Трубку никто не снял, что меня, впрочем, ничуть не удивило. В туалете я ополоснул водой разгоряченное лицо, выпил у стойки чашечку кофе и снова пустился в путь, по новой обгоняя те самые машины, которые оставил позади еще до бензоколонки.

Через час я прибыл на место. Ферма казалась совершенно вымершей. Вечерний воздух был густо напоен ароматом апельсиновых деревьев. Издалека доносился какой-то равномерный гул — должно быть, работающей динамо-машины. Не вылезая из автомобиля, я надавил на клаксон. Если в доме есть хоть одна живая душа, то при виде лимузина Траски кто-то да должен выйти.

В первый момент я просто ее не узнал. За день-два женщина постарела на несколько лет. Разорванное в клочья платье висело на ней, как на вешалке, волосы слиплись сальными прядями, лицо напоминало персонаж фильма ужасов, синяки усталости под глазами уступили место свежим «фонарям». Сунув пистолет в кобуру под мышкой, я выбрался из машины. Женщина уставилась на меня пустым, невидящим взглядом, и у меня не было уверенности, что она узнала меня.

Я подошел к ней. Эротические мечты развеялись без следа, оставив место лишь жалости и отвращению.

— Привозили сюда девушку? — спросил я.

— Убей его! — взмолилась она. — Убей, иначе он убьет меня.

Схватив женщину за плечи, я с силой встряхнул ее. Похоже, даже мышцы ее стали старчески дряблыми.

— Убей его, — вновь повторила она. — Ты всему причиной. Если бы ты не появился…

— Явился бы кто-нибудь другой, — парировал я.

Выпустив женщину, я вошел в дом. Похоже, здесь не было посторонних, только эти двое со своей взаимной ненавистью. На кухонном столе стояла бутылка спиртного, рядом — немытые тарелки и стаканы. Повсюду грязь, две лампочки перегорели, но, по всей видимости, полумрак не раздражал хозяев и не подсказывал им мысль вкрутить исправные лампы. Я вспомнил, как выглядела эта кухня, когда я впервые побывал здесь. Нет, посетителей в доме не было!

Значит, и мне здесь делать нечего. Я повернул было к двери и замер как вкопанный.

На пороге стоял старик. В нем я не подметил какой-либо резкой перемены, он выглядел таким же враждебным и жестоким, как и в первое мое посещение. Жалкое подобие человека, некогда обладавшего недюжинной силой. В руках он держал охотничью двустволку.

Свидетельствую по опыту: если вам слишком часто угрожают оружием, со временем начинаешь привыкать. И все же охотничье ружье — не шутка. Угоди пуля, к примеру, в плечо — и, считай, вся рука пропала. С расстояния в два метра старик не промахнется даже в случае, если высосет еще одну бутылку спиртного, кроме той ополовиненной, что стоит на столе. А для того, чтобы я мог вышибить у него оружие, он находился слишком далеко от меня.

— Ага, попался! — злорадно процедил он.

Я промолчал. В конечном счете старик прав: я действительно попался.

— Та потаскуха свое получит, — сладострастно заверил он меня. — А сейчас твой черед.

— Чего это вы так взбеленились? — поинтересовался я. — Небось я не первый…

— Зато будешь последним! — ухмыльнулся он.

В какой-то степени я понимал его. У старика не осталось другой радости в жизни, кроме как мучить свою жену, а я дал возможность подвести под его жестокость моральную базу.

— Будешь последним, кто смотрит на меня как на пустое место, кто заявляется сюда как полноправный хозяин и распоряжается моим домом, едой-питьем и моей женою.

— Полно травить мне душу! — я сделал шаг ему навстречу.

— Стой! — заорал он, и мускулы на его руках угрожающе напряглись.

Если он хлебнул спиртного хотя бы в том количестве, какого недоставало в початой бутылке, он мог спустить курок в любой момент, когда ему стукнет в голову.

— Разрешите хотя бы присесть? — спросил я.

— Не только присесть, а даже прилечь, — злобно ухмыльнулся он. — Все равно тебе отсюда не уйти, приятель.

Я прошел к столу, избегая излишне резких движений. Нельзя забывать, что этот старый пьянчуга на заре своей карьеры активно промышлял грабежом банков и ему несложно смекнуть, что ты сам намерен подстрелить его. Я отыскал пустой стакан, взял бутылку и налил себе спиртного. Старик собирался что-то сказать, но я запустил в него бутылкой и мигом слетел со стула.

Ружейный выстрел громыхнул с такой оглушительной мощью, словно над ухом пальнули из пушки. Я не стал играть в поддавки. Пистолет очутился у меня в руке в ту секунду, когда я перекатился на спину. Чуть приподнявшись, я выстрелил. С такого близкого расстояния я тоже бью без промаха. Правда, пуля тридцать восьмого калибра не наносит столь сокрушительных ранений, как охотничий заряд, зато близкая дистанция дает преимущество.