Post Scriptum - [70]

– Да. Русский, – он бережно сжал медальон в руке, – Родители моего отца эмигрировала в Германию в начале века, когда он был ещё совсем маленьким. Но они не выжили. Позже его воспитывала семья их близких друзей, которые затем уехали во Францию. Мой отец знал русский язык, но он никогда не хотел говорить на нем со мной. Возможно, он хотел забыть своё прошлое. Он не рассказывал мне о моих бабушке и дедушке, и даже о своих приемных родителях только совсем немного, он всегда был очень сдержанным, всё держал внутри.

Вера внимательно посмотрела на него, затем задумчиво перевела взгляд на чашки, всё ещё стоявшие на подносе

– Я вижу, я… – она замолчала, – Знаете, вы разговаривали во сне. Вы несколько раз произносили одно и то же имя. Я не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, но возможно вам надо найти способ предупредить эту женщину, что с вами всё в порядке?

Он вздрогнул, когда она сказала об этом.

Вера тотчас заметила это.

– Извините, – сказала она, – я дам вам отдохнуть.

Она собиралась выйти, но Вивьен пожала плечами и медленно откинулся на подушку.

– У меня была жена.

Он взглянул на Веру, и понял, что ему хотелось бы продолжить этот разговор. Хотя он никогда и ни с кем не говорил об этом.

– Она умерла при родах. Десять лет и четыре месяца назад.

Вера продолжала держать руку на дверной ручке.

– Я говорю об этом очень редко, я… Я никогда об этом не говорю. С тех пор как они умерли, я больше не знаю, куда идти. Как будто я потерял ориентиры. Я больше не живу, я просто тот, кто держит камеру, чтобы следить за жизнью других. Я всегда один. Знаете, как игрушка с дистанционным управлением, я жду, когда мои батареи упадут до нуля.

Он замолчал, потом продолжил.

– Так что нет, больше некому сообщать обо мне. Извините, если я вас напугал, мне иногда снятся кошмары.

Она отпустила ручку двери и на мгновение замерла, не двигаясь, затем медленно заговорила.

– Почти каждую неделю, в больнице, мне приходилось, сообщать кому то о смерти близкого человека. Эти страшные слова. Я объявляла о смерти, и через несколько секунд, я выходила. Я не могла остаться. Потому, что это не мои смерти, и если бы я не создала дистанцию, я бы не выдержала. Поэтому я выходила из комнаты…

Она повернулась к нему и сделала глубокий вдох, Вивьен не стала ее перебивать.

– Когда один офицер, шесть лет назад, сообщил мне о смерти Влада, он сделал то же самое. Он протянул мне конверт и ушел. И на этот раз я не смогла выйти из комнаты, оставив рыдания позади, оставив эту незаменимую пустоту, которая меня не касалась, я не смогла уйти, чтобы продолжать жить, теперь это касалось уже меня, я была тем, кто больше не мог уйти, не мог двигаться. Сама почва терялась под моим ногами, мой мир исчезал. Я знаю, что на самом деле не существует слов, которые могли бы помочь, что ни одна фраза не проникает в сердца тех, кто страдает. Но… После его смерти, сейчас, когда я в больнице, я больше не выхожу из комнаты, как раньше. Теперь я остаюсь, остаюсь немного дольше, потому что… Я думала, что если я не буду создавать это расстояние, я потеряюсь, но, все это наоборот. Нас делает слабыми именно это расстояние, оно заставляет нас медленно разрушаться, убивает нас. Мы не должны оставаться одни. Не закрываться от всех – значит продолжать жить.

Она замолчала и взглянула на него.

– Я… я думаю, вам следует отдохнуть.

Вивьен, такой же грустный, как и она, кивнул, соглашаясь.

– Спокойной ночи, – сказала она ему по-русски, прежде чем осторожно закрыть дверь.

Он не знал, сколько времени длилась его ночь, но утром он не смог проснуться. И только, когда уже приближался полдень, он открыл глаза. Перед ним стояла дочка Веры, прижав руки ко рту, она заставляла себя не рассмеяться.

Он улыбнулся ей и поднял руку, она со смехом убежала. Потом в комнате появилась Вера, явно занятая приготовлением пищи, она быстро поздоровалась с ним и снова побежала к плите.

– Хотите кофе? – Крикнула она из кухни.

– Да! спасибо! – Ответил он по-русски, это были два из четырех русских слов, которые он знал.

Запах горячего хлеба, наполнил помещение, и Вивьен снова почувствовала себя комфортно, хорошо.

Через некоторое время Вера появилась с чашкой кофе. На этот раз чашка из глины, не имеющая ничего общего с тонким фарфором прошлой ночи.

– Мои друзья заезжали утром, сегодня мы у нас будет кресло для вас. И в Москве, похоже, все успокоилось.

Она вернулась на кухню, и Вивьен поднес горячий кофе к губам. Прислонившись спиной к стене, он чувствовал, что его раны все еще болели, но уже намного меньше, легкий ветерок, влетевший в окно, коснулся его лица.

Последующие мгновения были еще более сладкими, во-первых, еда, которую приготовила Вера, была восхитительной. Вивьен осталась сидеть в своей постели, Вера с дочкой накрыли стол в спальне, чтобы пообедать с ним.

Этот миг был одним из самых чудесных, которые он пережил за последние десять лет. И Вера тоже казалась счастливой, и Вивьен вспомнил то, что она говорила ему сказала, о расстоянии.

Она даже заново научилась быть счастливой, в этом не было никаких сомнений.

Через несколько часов перед ним уже стояло инвалидная кресло. Адрес французского бюро печати был найден по номеру телефона, из записной книжки Вивьена.