Пост-Москва - [3]

Мне оставалось проехать всего один перегон, когда началось это — в моем вагоне активизировался шахид-берсерк. Никто не знает природу этого явления, когда вполне себе зачуханный мирный гаст вдруг начинает фонтанировать агрессией, ненавистью и жаждой убивать. Это может случиться в любой момент в любом месте. Чаще всего почему-то в метрополитене.

Я увидел, как будто рябь пошла по воде. Толпа вдруг качнулась, отталкивая от себя чужеродное тело. Тело убийцы. В центре волны оказался молодой и прилично одетый гаст. В руках он держал катану — якобы лучший меч для войны. Клинок уже был покрыт кровью невинных и продолжал прогрызаться сквозь плоть и крики.

Я сделал одно движение, не думая и не рассуждая. Спинной мозг сам рассчитал траекторию, и пуля вошла ровно в центре лба шахид-берсерка. Я тут же, мгновенно и незаметно для постороннего глаза убрал свой глок на место и сделал вид испуганного пассажира, озирающегося вокруг. Поезд в это мгновение остановился и меня вынесло на платформу толпой паникующих горожан. Лишнее уголовное дело мне было ни к чему, и поэтому я тут же бодро зашагал по переходу, потупив очи долу.

Метропоезд стоял на станции, ожидая, пока мусорщики и уборщики вынесут тело и наспех замоют стены от крови и мозгов. Раненных шахид-берсерком пассажиров под руки выводили работники метрополитена.

Внезапно в толпе я поймал внимательный взгляд. Кто-то явно интересовался моей персоной. Кто-то, кого не ввела в панику ни резня катаной, ни грохот моего глока. Я замедлил шаг и сделал вид, что поправляю свой рюкзак. На самом деле я искал источник повышенного внимания к своей плохо пахнущей после недели боев персоне.

Чуйка, и еще раз чуйка! Надо доверять своим инстинктам, надо заставлять работать свой спинной мозг. Я нащупал незаметным движением руки свой нож, потому что два раза подряд глок не прокатит.

В тот момент, когда слежка в мой персональный адрес стала дышать мне буквально в затылок, я как бы споткнулся и оказался за спиной у своего «хвоста». Я прижал лезвие к почке моего соглядатая, и мы вместе ступили на эскалатор.

Передо мной была девочка. На вид лет 16–17.

— Не дергайся, — сказал я. — Просто спокойно иди вниз.

Мы спустились вниз прогулочным шагом, как бы никуда не торопясь.

— Кто ты? — спросил я, стоя с ней возле стенки перехода, как будто дядечка стоит с племянницей и неторопливо разговаривает. — Что тебе от меня надо?

В этот момент я почувствовал, как в бок мне уперся ствол. Реальный такой, 45-го импортного калибра. Я повернул голову и увидел каких-то подростков, в штанах, задница которых болтается чуть не до колен, и в вязаных радужных шапках анашистов.

— Спокойно, дядя, — сказал мне свистящим шепотом один из них. — Нам надо с тобой просто поговорить.

Я люблю разговоры. Когда разговариваешь, чувствуешь себя живым. Это такая редкость — чувствовать себя живым.

4

ФИДЕЛЬ:

Ствол сорок пятого калибра, упершийся мне в бок, меня не сильно беспокоил. В отличие от прыщавого мальца, стоявшего по диагонали ко мне и явно прячущего в холщовой сумке что-то вроде узи или самопального аналога. Я посмотрел в его бледно-голубые глазки и убрал нож в карман.

— Оу-кей! — сказал я. — Я люблю разговаривать.

Толпа проходила мимо, старательно не замечая ни меня, ни этой банды малолеток вокруг моей персоны. Меньше знаешь, крепче спишь, да.

— Итак. Говорим коротко и по делу, — сказал я, повернувшись к старшому из них. Тому, кто тыкал мне под ребра стволом. — В чем ваша проблема?

— Дядя, не тяни… Ты идешь в Печатники.

— Печатники? Где это?

— Дядя, это в пизде.

— Далековато…

— У нас там человечек остался.

— Земля ему пухом!

— Не, это живой человечек.

Я уже ничего не понимал. Тек-Мак из штаба просил за свою невесту, или кто она там ему. Эти обкурки откуда-то узнали про мое задание и теперь гундосят о своем «человечке»… Что вообще происходит? Миссия рассекречена в тот самый момент, когда ее надо секретить по полной. С такой хуйней мне еще иметь дело не приходилось.

Я попытался выиграть время:

— Фотки есть?

— Не, дядя, только ник и пароль.

— И какой ник?

— Офелия.

— Белая девка? Она мертва. Изнасилована и скормлена псам.

— Она жива.

— Не верю.

— Вот ее последний мессадж.

Он протянул мне свой наладонник, и в этот момент я выхватил его ствол и, одновременно, заслонился его тушкой от пристального взгляда бело-голубых глаз его напарника.

— Спокойно, дети! — сказал я. — Разговор продолжается, но ровно и только словами. Без жестов и пальбы.

Я посмотрел на экран кпк. Там было одно сообщение от юзера с ником Офелия: «Помогите!»

Блядь…

— Кто она? Почему осталась в Печатниках? Почему не эвакуировалась со всеми?

Я держал отобранный пистолет в руке, прижимаясь к худосочному обкурку, чтобы директрисса огня не сошлась на моей переносице, когда эти худые кости вдруг стали сотрясаться в моих объятьях. Он, этот обкурок, плакал! И что мне делать теперь?

Я отпустил его. Я сказал:

— Давай адрес и данные.

Люди проходили мимо с покер-фейсами. Людей не ебало вообще ничего. Я снял респиратор и поцеловал девчушку, следившую за мной, в губы. Взасос. Ее банда неловко переминалась вокруг нас с ноги на ногу.