Посредник - [9]

Шрифт
Интервал

Единственным выходом стал перевод в милицию безграмотных учеников первых классов и психически неполноценных. Так удалось укомплектовать грозную российскую милицию. Впрочем, российская милиция только патрулировала заброшенные зоны и поля холода. Иностранцев охраняла отлично вымуштрованная секуритате, а за промышленностью следил тайный комитет зачистки.


Смирнов и Вася поднялись по грязной лестнице и оказались в стандартной комнате. Здесь было прохладно, но приятно. В центре комнаты стоял синий пластиковый стол, вокруг него были табуреты — трансформеры. У стены сиротливо торчала неразложенная кровать.

— Здесь в основном встречаются те, — пояснил Смирнов, — кто не зарегистрировался. И кому надо по левому.

— Как не зарегистрировался? — Вася скептически посмотрел на странную комнату.

— Да так, — Смирнов сменил полярность комбинезона, поставил пакет на стол, — мужики и бабы не в браке, мужики с мужиками, бабы с бабами. В общем, всякая мразь. Извращенцы.

— А что такие есть? — изумился Вася.

Смирнов тихо свистнул:

— Вася, а у тебя какое образование, а?

— Четыре класса.

— Понятно. А у меня два, — Смирнов спокойно уселся на табурет, — два класса школы, восемь лет в армии на передовой, год в воспитательном доме и двадцать лет на заводе. Это называется жизненней опыт. А ты не дрейфь, садись.

Вася неуверенно и тяжело сел.

— Место, конечно, еще то. Но не идти, же нам с этим в столовку, — Смирнов умело открыл пакет и поставил на стол пластиковую бутылку, несколько упаковок с синтетическим мясом и завернутый в пластик кекс.

— На, ешь, — он протянул Акушкину кекс.

— Ты что, дорого! — Вася оттолкнул кекс.

— Как знаешь.

Смирнов глубоко вздохнул и положил кекс на пластиковую столешницу.

Помолчали.

— А, я часто здесь кексы сыну покупал, — Смирнов встряхнул бутылку и стал раскрывать упаковки консервов, — и сегодня хотел купить. Рабочих часов все равно столько, что девать некуда. Не копить же их на достойный некролог в заводской газетенке. Ты бери этот кекс. Я его честно за свои рабочие часы купил.

— А что все это за рабочие часы продают, — поинтересовался Вася, но кекс не взял.

— Ага, за рабочие, — сварщик Смирнов закончил открывать пакеты с консервами, — но у них лимит — один их час за тысячу наших условных рабочих.

— Да?

— Да. Но ты бери, ешь, — казавшийся Васе все более странным Смирнов открыл бутылку и хлебнул из горла.

Василий осторожно взял кекс и переложил рядом с собой.

— Ты не думай, — Смирнов хлебнул еще, — я нормальный. Не из этих жопашников и ненормальных, кто и с собаками и с бабами, и с мужиками и со стенами. Нормальный я. Как этот стол. Плоский, прямой и нормальный. Но в последнее время как-то пусто. Жизни нет. Как сына забрали, так дома не сидится. Работаю, а все бестолку. Иногда и пью.

Вася и Смирнов тягостно помолчали.

— А чего их не разгонят, — ни к селу, ни у городу поинтересовался Василий.

— Кого, — Смирнов стал жевать искусственный хлеб.

— Да всех тех, кто здесь фарцует, — Василий употребил это тайное слово, которое он слышал не один раз из тихих домашних разговоров.

— Ха! Разгонят, — Смирнов откинулся на табуретке и приткнулся к стене, — так здесь отовариваются многие важные шишки. Здесь место смычки рабочих и тунеядцев. Важнейшее место.

— Зачем? — непонятливо спросил Вася.

— Как зачем? — Смирнов странно повеселел и подобрел от алкоголя, — они меняют здесь свой продпаек на рабочие часы. Чтобы жена, дети не работали. Или чтобы отпуск удлинить. Разное делают. Говорят, что за большущие рабочие часы можно иностранный паспорт купить. И свалить за бугор.

— А что так можно? — поинтересовался Вася.

— Можно, у нас все можно, — весело ответил Смирнов, — для определенных лиц можно все. И любовницу завести. И любовника. И ребенка не в школу, а сразу в лицей пихнуть. И самому в солнечной комнате жить. Все можно.

Смирнов почему-то помрачнел и быстро отпил из бутылки.

— А ты Вася, лопай, лопай, — Смирнов стал совсем мрачный, — не разбивай мое сердце. Я ведь это так от души. От всей души как давно говорили.

Акушкин его слушал.

— Мы завтра к сыну ехать хотели, — Смирнов положил голову на кулак, поставленной на стол левой руки, — у них сегодня родительский день. В школе этой сраной. Но нам не разрешили. Говорят, там сам Президент выступал. Приезжал потрендеть. О светлом будущем. Родительский день, единственную встречу с сыном сорвал.

Смирнов замолчал, а Вася смотрел на него и почему-то проникался уважением к этому такому не типичному человеку.

— Вот думал сюда съездить, кекс ему купить, сыну своему единственному, — Смирнов зло хмыкнул, — но мне и жене отказали. Говорят, что плохо работаем, не подходим под формат. Это чтобы президента нашего видеть. Единого и неделимого. Очень он нам нужен. Без речей его ложку ко рту поднести не сожжем.

Василий Акушкин медленно развернул скрипящий пластик и увидел коричнево-желтый кекс, он был большего того, что когда-то очень давно дали Васе военные.

— Да ты не стесняйся, ешь, Вася, — Смирнов смахнул на пол пустые пакеты и нерасторопно уронил бутылку, — жуй этот кекс. Ешь, как мой Васька бы ел.

Глава 3

Алексей Потапов работал воспитателем. И он любил свою работу. Любил только так как может любить заслуженный человек.


Еще от автора Сергей Сергеевич Комяков
Потерянные поколения

Книга посвящена организационному и институциональному анализу детских и молодежных организаций СССР. В ней исследуется создание, развитие детских и молодежных организаций, их роль и место в структуре советского государства и общества. Книга предназначена широкому кругу читателей.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.