Посредник - [15]

Шрифт
Интервал

— Да не спешите вы, — Артемов усмехнулся, — вы здесь уже три месяца, а все не можете привыкнуть.

Седов пожал плечами:

— Представьте себе, не могу.

— Не можете, — широко улыбнулся Артемов, — никак не можете.

— А что делать, — Седов почесал голову, — здесь я три месяца, а наверху прожил сорок лет.

— Оно и верно, — Артемов положил ногу на ногу, — так и есть, я сюда попал в семнадцать, а осваивался года четыре. Все боялся, что зайдет воспитатель или педагог.

— Вот видите, — Седов достал салфетку и вытер потный лоб и шею, — видите. А я, сколько лет то план гнал, то вал. На работу опоздал, штраф получил, штраф получил в квартире холодно, жена штраф получила, переселяйтесь в мини квартиру пониженной теплоемкости. План не дали, паек урезали, паек урезали, выходные сократили. Не помогло медкарту отобрали, антидепресанты штрафные выписали. И прочая канитель. Так и научишься крутиться.

— Вот и не можете привыкнуть, что у нас ни планов, ни рабочего дня нет, — поиграл черным носком ботинка Артемов.

— Не могу, — честно сознался Седов, — никак не могу.

— Да ничего привыкните, — Артемов стал разминать плечи, — скоро вполне привыкните к этому аду.

— Аду, — Седов, наконец, успокоился, — да пожалуй, правильно сказано. Привыкну к аду.

Напарники несколько минут помолчали.


Мысли Седов постоянно обращались к тому заседанию воспитателей, когда было решено, что он бывший инженер и начальник конвейера, превратившийся в негативный элемент совершенно безнадежен.

Впрочем, это было ясно практически сразу, ведь за годы постоянной беготни по ледяному цеху, ночевок у станков и производственных совещаний Седов совершенно отвык от всей этой патриотической болтовни. Для него важнее были результаты производства, а не коллективное обсуждение нового фильма об очередных победах российского оружия или успехах хлолерного производства. Поэтому Седов, сначала и посмеивался, рассуждая о таких фильмах. Его логика была проста — они воюют, а мы куем для них оружие. И без наших буеров и пушек не было бы этих блестящих побед. Так было до тех пор, пока неожиданно не отказали станки и весь производственный цех встал.

Виновного нашли сразу — им оказался начальник производства Седов. Ни слова не говоря его, поместили в воспитательный дом. Как опасного врага без права переписки, апелляции и жалоб.

Седов не смирился. Не сдался. Первое время он сутками не отходил от компьютеров, пытаясь сдать экзамен и вернуться на производство, но монитор компьютера всегда выдавал только одно:

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»


Потом Седов стал учиться и ударно работать. Он терпеливо зубрил все ответы о вертикали власти и о месте Президента в российском обществе. Он выучил все победы России и все этапы превращения ее в великое государство, знал наизусть весь состав правительства и мог четко объяснить недостатки прямых выборов, местного самоуправления и парламентаризма. Но все это было напрасно, и компьютер из года в год писал одно и тоже:

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»

«Негоден»


Крякнул зуммер.

— Может, тогда начнем, — Артемов легко провел пальцами по клавишам.

— Давайте начнем, — Седов поставил ноги на педали.

Впереди зашумело, началась вибрация — бур проходного щита начал вгрызаться в породу.

Артемов достал большие песочные часы, встряхнул их и показал Седову. Во время работы щита такой шум, что переговариваться трудно. А часы служили для точного определения пауз, когда бур надо было останавливать и охлаждать.

— Начали, — прокричал Артемов, еще раз встряхнул часы и поставил их на панель.

Седов вдавил педали в пол.

Бур загудел, еще секунду спустя проходной щит дернулся и начал сильно трястись. Началось движение вглубь пласта угля.

Первое время Артемов и Седов сосредоточенно прислушивались в реву бура и осматривали приборы. Они знали, что большинство аварий приходится на первые секунды и минуты после пуска щита. Холодный бур мог треснуть, могла отказать электромагнитная защита или отойти воподвод охлаждения.

Но по обыкновению все было нормально. Вскоре щит вышел на крейсерскую скорость, его бур, омываемый водой, медленно двигался в теле пласта. Куски породы выходили по бокам щита и иногда скрипели по бронированным стенкам кабины, где сидели Артемов и Седов. Работающий щит двигался вперед, температура внутри его кабины медленно падала, вскоре вентиляторы и кондиционеры вытянули из него всю жару, и установилась приятная озонированная атмосфера.

Артемов спокойно откинулся в кресле, достал из-под панели управления толстую книгу и стал читать. А Седов, отвыкший даже от вида книг, снова впал в воспоминания.


Пять лет мурыжился Седов в воспитательном доме. Пять долгих лет, лет безуспешных попыток и сорвавшихся порывов. Все пять лет Седов надеялся, надеялся ровно до того дня, когда на Высокой Комиссии его идентификационная карта полетела в мусоросжигатель, а старший воспитатель Алексей Потапов коротко сказал:

— Марш на подземные рудники.

От этого приговора у Седова остановилось сердце. Как прокаженному ему швырнули гражданскую одежду и даже не став проверять сданные вещи поволокли к шлюзу воспитательного дома. Вскоре Седов оказался перед другой шлюзовой — покрытой бурой пылью и глубокими царапинами дверью. Воспитатели набрали какой-то код и как только дверь приоткрылась, они швырнули за нее Седова и мгновенно захлопнули за ним дверь. В шлюзе наступила тьма.


Еще от автора Сергей Сергеевич Комяков
Потерянные поколения

Книга посвящена организационному и институциональному анализу детских и молодежных организаций СССР. В ней исследуется создание, развитие детских и молодежных организаций, их роль и место в структуре советского государства и общества. Книга предназначена широкому кругу читателей.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Рекомендуем почитать
Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)


Зеркало, зеркало

Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.


Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.