Посошок - [11]

Воруем сахар с чужих могил

И в кровь с кипятком

Выжимаем лимон греха.

И дырявые ведра заводят песни

О святой воде и своих болезнях.

Но — слава Богу! — все это исчезнет

С первым криком петуха.

Дым. Дым коромыслом!

Дым над нами повис.

Лампада погасла.

И в лужице масла

плавает птичий пух.

Дым. Дым коромыслом!

Дым. Дым коромыслом!

Дай нам Бог понять

все, что споет петух.

В новостройках — ящиках стеклотары —

Задыхаемся от угара

Под вой патрульных сирен в трубе,

В танце синих углей.

Кто там — ангелы или призраки?

Мы берем еду из любой руки.

Мы не можем идти,

Потому, что дерьмо

После этой еды как клей.

Дым. Дым коромыслом!

Дым. Дым коромыслом!

Музыкант по-прежнему слеп.

Снайпер все так же глух.

Дым. Дым коромыслом!

Дым. Дым коромыслом!

Дай Бог нам понять

все, что споет петух.

Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакал!

Сегодня любая лягушка становится раком.

И, сунув два пальца в рот,

Свистит на Лысой горе.

Сорви паутину! Здесь что-то нечисто!

Но штыками в спину — колючие числа,

И рев моторов в буксующем календаре.

И дым. Дым коромыслом.

Дым коромыслом.

Дым.

Черные дыры

Хочется пить,

Но в колодцах замерзла вода.

Черные-черные дыры.

Из них не напиться.

Мы вязли в песке,

Потом соскользнули по лезвию льда.

Потом потеряли сознание и рукавицы.

Мы строили замок, а выстроили сортир.

Ошибка в проекте. Но нам, как всегда, видней.

Пускай эта ночь сошьет мне

лиловый мундир —

Я стану хранителем Времени Сбора Камней.

Я вижу черные дыры.

Холодный свет.

Черные дыры.

Смотри — от нас остались черные дыры.

Нас больше нет.

Есть только черные дыры.

Хорошие парни, но с ними не по пути.

Нет смысла идти, если главное — не упасть.

Я знаю, что я никогда не смогу найти

Все то, что, наверное, можно легко украсть.

Но я с малых лет не умею стоять в строю.

Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг.

И мне надоело протягивать вам свою

Открытую руку, чтоб снова пожать кулак.

Я вижу черные дыры.

Холодный свет.

Черные дыры.

Смотри — от нас остались черные дыры…

Нас больше нет.

Есть только черные дыры.

Я снова смотрю, как сгорает дуга моста.

Последние волки бегут от меня в Тамбов.

Я новые краски хотел сберечь для холста,

А выкрасил ими ряды пограничных столбов.

Чужие шаги, стук копыт или скрип колес —

Ничто не смутит территорию тишины.

Отныне любой обращенный ко мне вопрос

Я буду расценивать, как объявленье войны.

Я вижу черные дыры.

Холодный свет.

Черные дыры.

Смотри — от нас остались черные дыры…

Нас больше нет.

Есть только черные дыры.

Час прилива

Час прилива пробил.

Разбежались и нырнули.

Кто сумел — тот уплыл.

Остальные утонули.

А мы с тобой отползли

И легли на мели.

Мы в почетном карауле.

Мы никому не нужны,

И не ищет никто нас.

Плеск вчерашней волны

Повышает общий тонус.

У нас есть время поплевать в облака.

У нас есть время повалять дурака

Под пластинку «Роллинг стоунз».

Безнадежно глупа

Затея плыть и выплыть первым.

А мы свои черепа

Открываем, как консервы.

На песке расползлись

И червями сплелись

Мысли, волосы и нервы.

Это — мертвый сезон.

Это все, что нам осталось.

Летаргический сон

Унизителен, как старость.

Пять копеек за цент —

Я уже импотент.

А это больше, чем усталость.

Девяносто заплат.

Блю-джинс добела истерты.

А наших скромных зарплат

Хватит только на аборты.

Но как прежде, звенят

И как прежде пьянят

Примитивные аккорды.

Час прилива пробил,

Разбежались и нырнули.

Кто умел — тот уплыл.

Остальные — утонули.

А мы с тобой отползли

И легли на мели.

Мы в почетном карауле.

Поезд

Нет времени, чтобы себя обмануть.

И нет ничего, чтобы просто уснуть.

И нет никого, чтобы просто нажать на курок.

Моя голова — перекресток железных дорог.

Есть целое небо, но нечем дышать.

Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.

Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.

Моя голова — перекресток железных дорог.

Нарушены правила в нашей игре.

И я повис на телефонном шнуре.

Смотрите, сегодня петля на плечах палача.

Скажи мне — прощай, помолись и скорее кончай.

Минута считалась за несколько лет,

Но ты мне купила обратный билет,

И вот уже ты мне приносишь заваренный чай.

С него начинается мертвый сезон.

Шесть твоих цифр помнит мой телефон,

Хотя он давно помешался на длинных гудках…

Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках.

Фильтр сигареты испачкан в крови.

Я еду по минному полю любви.

Хочу каждый день умирать у тебя на руках.

Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.

Любовь — это слово похоже на ложь.

Пришитая к коже дешевая брошь.

Прицепленный к жестким вагонам вагон-ресторан.

И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран.

Любовь — режиссер с удивленным лицом,

Снимающий фильмы с печальным концом,

А нам все равно так хотелось смотреть на экран.

Любовь — это мой заколдованный дом.

И двое, что все еще спят там вдвоем.

На улице Сакко-Ванцетти мой дом двадцать два.

Они еще спят, но они еще помнят слова.

Их ловит безумный ночной телеграф.

Любовь — это то, в чем я прав и неправ,

И только любовь дает мне на это права.

Любовь — как куранты отставших часов,

И стойкая боязнь чужих адресов.

Любовь — это солнце, которое видит закат.

Любовь — это я, твой неизвестный солдат.

Любовь — это снег и глухая стена.

Любовь — это несколько капель вина.

Любовь — это поезд «Свердловск-Ленинград» и назад.

Любовь — это поезд сюда и назад.

Нет времени, чтобы себя обмануть.