Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма - [33]
Рассказы Льва Шейнина кардинально отличаются от тех проблем, с которыми столкнулся человек, только что освобожденный из лагеря. Да, через профильные наркоматы его устраивают на работу. Однако позиция сотрудников органов государственной безопасности и атмосфера всеобщей подозрительности не способствуют адаптации к нормальной жизни. При этом эпоха «большого террора» еще не началась: «В 1933 г., осенью, муж возвращается из лагерей. Я продолжаю работать в Москве, муж едет устраиваться на работу в Горький. В Горьком его не прописывают, пока он не устроится на работу, а на работу не принимают (хотя говорят, что он как работник нужен), пока не получили разрешения из НКВД.
Так проходит месяц. На работу не устроился. Через Москву, через Наркомтяжпром устраивается в Кривстрой (г. Кривой Рог, Металлургический комбинат), в электроцех сменным инженером. Первое время работать очень тяжело: судимость, недоверие. Потом все постепенно сглаживается, и в 1935 г. работа вошла в нормальное русло.
Вызов в НКВД. Через несколько дней муж уволен с работы по сокращению штатов с хорошим отзывом о работе. Снова скитания в поисках работы, в поисках найти угол, где можно жить. Я уезжаю и поступаю на работу в Горький, муж после трех-четырехмесячного перерыва устраивается на работу в Орскстрой (г. Орск). Та же картина. Надо как-то жить»[235].
Итак, «игра по правилам» положительного результата не принесла. Человек, некогда относившийся к советской власти и коммунистической партии вполне нейтрально, становится их убежденным противником. Скорее всего, Константин Воскобойник спас себе жизнь тем, что в условиях начавшегося «большого террора» он вновь идет на фальсификацию документов и смену местожительства: «Выхода муж не видит. Он считает, что легче жить опять нелегально, чем так. И вот, примерно в 1936–37 гг., муж сам составляет себе послужной список, где он скрывает судимость, и уже по новым документам как человек, не имеющий судимости, он устраивается преподавателем в поселке Локоть, в лесохимический техникум»[236].
Что он получил за пять последних лет? Вместо Москвы — глухая провинция, гораздо менее интересная и низкооплачиваемая работа, проблемы с семьей. Вместо облегчения своего положения, ситуация стала гораздо серьезнее и опаснее. Теперь в случае разоблачения можно было ждать не заключения в лагерь, а смертную казнь.
Анна Воскобойник была убеждена в том, что «после 1933 г. до 1937 г. у мужа развилась та ненависть к большевикам, которая толкнула его на активную борьбу в 1941 г. Годы с 1933 по 1937 мы живем с мужем частью вместе, частью же порознь, поэтому такого сильного влияния у него на меня в те годы не было. С 1937 г., т. е. с момента его поступления в лесной техникум, мы живем все время вместе и исключительно замкнуто. Муж устал бороться с жизнью, он на все озлоблен и все воспринимает в исключительно мрачных тонах»[237].
За время скитаний по стране семье Воскобойников пришлось столкнуться с непарадной стороной жизни советского общества. И здесь речь шла не только о личных обидах или каких-либо претензиях: «Мы недовольны жизнью, мы недовольны правительством. Это для меня понятно. Но муж говорит, что таких, как мы, больше половины всего населения, и я начинаю верить, я уверена, что народ против советской власти.
Коллективизация. Мы против колхозов. Я сама, если не столько против самих колхозов, так как я считала, что сами по себе колхозы — вещь неплохая, сколько я против той жестокой, с моей точки зрения, политики, которая проводится в момент коллективизации.
Народ раздетый, разутый. Я возмущаюсь, что теперь, на двадцатом году революции, не могут наладить производство легкой промышленности, что заняты мировыми вопросами, мировой революцией, а не хотят позаботиться о народе, о человеке. Думают об одном — о войне. Мне это непонятно. И, кроме того, полное отсутствие свободы слова, свободы печати, свободы мнений»[238].
Воскобойники не только испытывали к советским реалиям чувство сильной антипатии, они просто боялись. Начало войны нацистской Германии против Советского Союза показало, что высокая боеспособность Красной армии — миф. В первые недели войны вермахт успешно наступал, захватывая значительные территории СССР. Немецкая пропаганда действовала не менее успешно, чем вооруженные силы.
Можно предположить, что слова Анны Воскобойник на допросах были достаточно искренними. Она отлично осознавала, что наказания ей не избежать. Лето 1945 г. — это время триумфа СССР и его союзников — Великобритании и США. Все те люди, которые хоть как-то поддерживали нацистскую Германию, чувствовали себя полностью проигравшими. Сама она оценивала свою предвоенную жизнь так: «У меня под влиянием резко выраженного настроения мужа за годы с 1937 по 1941 складываются определенные антисоветские настроения. С этим настроением я встретила и июнь 1941 г. До момента прихода немцев ни я, ни мой муж (за исключением его участия в банде Попова) никаких активных действий против советской власти не имели»[239].
Константин Воскобойник воспринимал приход немецких войск, как «избавление от большевизма». Его жена предлагала ему эвакуироваться, но он ответил категорическим отказом: «Еще до прихода немцев на территорию Локтя у меня с мужем вставал вопрос об эвакуации. Я не хотела оставаться на оккупированной территории, а муж не хотел уезжать. Я уже тогда сознавала всю ту двойственность, которую придется пережить по отношению к немцам. Немцы — враги моей родины, и немцы — союзники по борьбе с большевизмом. Это и тогда мучило меня. Муж говорил, что это временные, неизбежные союзники. Он был уверен, что война будет тем неизбежным внешним толчком, который очень легко и быстро сбросит советскую власть»
