Пособие для желающих поступать в медицинские вузы - [3]

Шрифт
Интервал

! Нашпиговали глаз армином[3], арутимолом и другой химией. Если бы так капали ещё пару дней, то отравили бы деда… Буквально пропитали глаз всем этим, чтобы хотя бы на операции ВГД было если не в норме, то в пределах 27–28. И у деда так и было. Даже ещё меньше. Если бы можно было вернуть время назад! Конечно, сделал бы даже две задних трепанации! Заранее, в самом начале операции! И кучу предварительных швов наложил бы… Хотя, если подумать трезво, то успел ли бы позавязывать эти предварительные швы? Даже если бы они были? Тяжело сказать! Но всё равно: если бы они были! Если бы я сделал их: и предварительные швы, и заднюю трепанацию! Но ведь ВГД было неплохое, кто же мог предвидеть это экспульсивное?! Надо было предвидеть! Слишком самоуверенным сделался! Много удач подряд порождают самоуверенность, а самоуверенность рано или поздно порождает неудачу… Разумеется, я (в конце концов!) зашил глазное яблоко. Оно даже имеет неплохой вид. Спина взмокла, пока шил. Но ведь видеть глаз не будет! А со временем пойдет на атонию и атрофию. А ведь у деда это был единственный зрячий глаз! Точнее — не зрячий, а с некоторой надеждой на некоторое зрение. Второй глаз не видит с детства, после травмы. И операция вряд ли тому глазу поможет. Даже в Центре.

Каково там сейчас деду? Неделю назад видел буквы, а теперь — темнота! Сколько деду сейчас? Он 1914 года… Семьдесят четыре года… Тяжело в таком возрасте привыкнуть к внезапной слепоте. А в каком легко? В любом возрасте к внезапной слепоте адаптируются тяжело. Если зрение падает постепенно, с годами, люди кое–как приспосабливаются ходить вдоль стенки или с палочкой. А тут…

Знаю: нехорошо торопить время. Но скорее бы уже было утро, чтобы глянуть на перевязке, что творится у деда…

В церковь я хожу редко. Но сейчас молюсь. То есть я не читаю «Отче наш» перед иконой. Я просто обращаюсь к Нему. К кому? К Богу, Космическому Разуму, Судьбе? Может, это всё одно и то же, просто есть разница в терминологии? Высшая Справедливость! Если Ты караешь за грехи меня, врача, то почему страдает больной?! Он–то, больной, здесь при чём?! Если Ты есть, помоги деду! Если только Ты есть на свете!

* * *

Слава Богу, утро. Можно перевязать деда. Хотя повязку снимать страшно.

Удивительно, но повязка не очень и промокла! Да и швы лежат неплохо. О зрении, разумеется, речь не идёт. Хотя… Я направляю в глаз мощный луч света.

— Вы свет видите?

— Да вроде мигает что–то…

Не может быть. Это невозможно ни теоретически, ни практически. Дед просто выдаёт желаемое за действительное. А может… Боже, если Ты есть!!! Ведь старик так несчастен!!!

— Ефросиния Григорьевна! Завтра операций не будет. Бабулю отошлю в область.

Это я операционной сестре.

* * *

Ситуация

(Радость)

— Константин Иванович! Дед Гах уже поёт в палате! Во весь голос!

— Я бы тоже пел на его месте. Он ведь сколько лет этим глазом не видел? Лет десять? И это у него единственный глаз! И всё же, Ольга Ивановна, скажите деду, чтобы он не очень напрягался. Он только вчера оперировался. Ещё напоётся, будет у него время…

* * *

P. S. (Ложка дегтя)

Осторожно с чувством гордости! Чтобы гордость не переросла в гордыню! Да, для этого деда ты — герой. А не забыл ли ты того деда (тоже с единственным глазом), у которого операция закончилась экспульсивным кровотечением и слепотой?

* * *

Ситуация

(Разочарование)

Сегодня пришёл на работу и увидел то, что боялся увидеть: этот глаз всё–таки придётся удалять. И не когда–нибудь, а сегодня. Бабушке уже восемьдесят пять лет. Весит не больше сорока пяти килограммов. Сопротивляемости никакой.

Сегодня суббота. Я сейчас должен идти на поликлинический приём. Обычно в субботу я принимаю последних больных к часу–двум. К тому времени в отделении подготовят всё необходимое для операции. В принципе, операционная будет готова намного раньше, но ведь в поликлинике ждут люди. Ждут именно меня. Это «мои» больные. Они знают, что в первую субботу каждого месяца принимаю именно я.

По пути в поликлинику молюсь, чтобы сегодня больных было поменьше. Подойдя к кабинету, понимаю, что моя молитва не услышана…

Уже с первых больных ловлю себя на том, что веду приём слишком уж второпях. Это очень ощущается в моих словах и движениях. Больные могут не понять. Стоп! А почему я считаю их такими бестолковыми?! Кто, собственно, дал мне право так плохо думать о людях?! Ведь почти все они — мои «постоянные» пациенты. Некоторые из них оперировались у меня. Они поймут…

Я выхожу в коридор.

— Прошу прощения… Мне нужна минута Вашего внимания… Вы знаете: обычно я не иду домой, пока не принимаю всех. Даже тех, кто не записывался на приём. Но сегодня я надеюсь на ваше понимание. В стационаре меня ждёт операция. Я прошу пациентов без талонов прийти в следующий раз, если в приёме нет особой срочности. Если у кого–то из пациентов с талонами также нет особой срочности… Я рассчитываю на Ваше понимание ситуации…

………………………………………………….

Я принял всех. Подбирал очки… Советовал, какие капли применять при начальной катаракте… При хроническом блефарите… Ни один из очереди не ушел. Ни один не счёл возможным отложить свой визит к врачу…


Рекомендуем почитать
Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Сумка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.