Посмертие. Второй шанс - [25]

Необычная была женщина, под стать своему дому. Вернее, убранство дома полностью соответствовало хозяйке. Стены и потолок из потемневших от времени брёвен, многие из которых покрыты вырезанными рисунками и знаками. Открытый очаг из крупных камней посередине помещения, над которым в потолке проделано отверстие для вытягивания дыма. Многочисленные пучки трав и цветов, развешанные по стенам. Черепа животных и маски. Украшенные разноцветными перьями, бусинами и загадочными знаками шаманские бубенцы различных размеров. Горшки и глиняные бутыли. Во всем этом чувствовался какой‑то порядок, недоступный для понимания непосвящённым.

Внешне же дом больше всего напоминал небольшой холм, густо поросший мхом, травой и кустарником. Если не знать, что это такое, то вполне можно пройти мимо. Вблизи, конечно, ошибиться было трудно, но почему‑то Владимир был уверен, что и на этот случай у странной рыжеволосой женщины припасены некоторые секреты. А кроме маскировки, обильная растительность обеспечивала этому жилищу определённый комфорт: во всяком случае, в палящий зной внутри дома царила приятная прохлада. Наверное, и в суровую стужу здесь сохранялось достаточно тепла.

Чем можно заняться больному человеку, которого болезнь и упадок физических сил приковали к кровати, пусть даже она состоит из охапки душистых трав и мягких пушистых шкур. Ничем. Оставалось только спать и наблюдать за другими обитателями этого дома.

Обе женщины очень отличались друг от друга: и внешне, и характером. Добровольную сиделку Владимира звали Эйла. Она была стройна, с хорошо развитой мускулатурой. Тёмные, почти чёрные волосы были подрезаны и собирались на затылке в тугой узел. Глаза под стать волосам — тёмно–карие. Кожа достаточно светлая — как у человека, хорошо отдохнувшего на теплых пляжах южных морей. Держалась девушка спокойно и уверенно. Однако Владимир быстро понял, что этот внешний образ старательно поддерживался и не совсем соответствовал истинному внутреннему миру. Скорее всего, Эйла подражала кому‑то из старших, прилежно копируя его образ.

В отличие от неё, хозяйка дома никого не копировала, и скрывать от других свои чувства нужным не считала. И Владимир опять ощутил укол страха, когда ему стала понятна причина этого: в рыжеволосой женщине ощущался оттенок безумия. Нет, не того мрачного помутнения мыслей, которое ввергает людей на путь жутких преступлений. Это была скорее отчаянная непосредственность, которая, впрочем, совершенно не отображалась на ясности мышления. Все чувства этой женщины незамедлительно отображались на её лице, фигуре и поведении. Она словно ребёнок была открыта окружающему миру. И у Владимира мелькнула мысль: а не обратная ли это сторона той необычайной проницательности, так испугавшей его поначалу. Она открыта миру, но мир открывается её во всей своей красе и всех проявлениях.

Звали её Моран. Цвет её кожи стремился к шоколадному оттенку, резко контрастируя с голубизной глаз и почти красными волнистыми волосами. Она, то заплетала их в толстую косу, или сразу в несколько, то позволяла струиться так, как им заблагорассудиться. Невысокая, стройная и очень пропорционально сложена. Но было в её фигуре что‑то непонятное и отличающее от той же Эйлы, к примеру. Оттенок какой‑то нечеловеческой изящности, который настораживал и заставлял по–иному взглянуть на всё. Вроде должно это было пойти только на пользу внешности, а в конечном итоге чувствуется скрытый изъян. Словно некий художник писал картину, согласно всем правилам, но вот только шедевра не получилось.

Моран могла пропасть на целый день, и вернуться уже в потёмках с охапками трав или мешочком корешков. Или наоборот почти не выходить из дома, всецело отдавшись изготовлению различных отваров, настоев или мазей. Некоторые из этих процессов сопровождались заунывным пением или странной мелодией, извлекаемой из шаманского бубна. А случалось, что хозяйка дома усаживалась на колени и часами не реагировала на окружающий мир. Медитировала или постигала очередную тайну окружающего мира? Ответа на этот вопрос пока Владимир не знал.

Эйла её побаивалась, хотя тщательно скрывала свой страх напускной уверенностью. Впрочем, и сам Владимир разделял чувства девушки, тем более что рыжеволосая женщина периодически давала основания для таких опасений. То она огонь в очаге разжигала голыми руками безо всякого кремня или трения палочек, то нужная ей вещь сама движется по воздуху прямо в открытую ладонь. Несколько раз Владимир замечал, что Моран будто прислушивается к чему‑то, хотя его собственный очень тонкий слух ощущал только обычные звуки леса за стенами дома. В конце концов, за все эти странности он окрестил её ведьмой, хотя так и не решился произнести этого слова вслух.

Столь беспомощное состояние продолжалось не так уж и долго. Владимир едва начал понимать значение отдельных слов нового языка, как рана вдруг начала стремительно заживать. Слабость прошла, и тело начало требовать движения. Он начал делать гимнастические упражнения, стараясь не тревожить больную сторону, но вскоре перестал обращать на это внимание. То ли его организм обладал повышенной способностью к регенерации тканей, то ли мази и отвары ведьмы обладали поразительными свойствами, но вскоре только грубый багровый шрам напоминал о ранении.