Послеоккупационный период - [16]

Студенты нешуточно рисковали: они уже достигли совершеннолетия, и в случае «залёта» могли сесть, причем надолго.

Занимались этим промыслом и пацаны с Канавы, а также обитатели окрестных с Интерклубом улиц. Именно они объяснили нам с Толиком правила, действовавшие на этом специфическом рынке, обозначили опасные места сосредоточения «мусоров» и охранников порта.

Ребята настоятельно не рекомендовали нарушать неписанные «законы и обычаи работы с клиентами», доходчиво объяснив, что «на всякую хитрую жопу есть болт с резьбой». В частности, мы наконец узнали, что носить блоки американских сигарет в руках крайне опасно, а в первые разы нам просто сильно подфартило. Пришлось распороть карманы пальто, тогда товар легко соскальзывал за подкладку.

Как показала практика, это решение было правильным. Как-то мы, отоварившись у Портклуба, спокойно поднимались по лестнице, ведущей к Ланжероновской. Неожиданно впереди на всю ширь прохода развернулась цепь из портовых охранников. Нескольких канавских пацанов «замели» сразу.

Мы с Толиком поравнялись с оцеплением, громко обсуждая эпизоды из фильма «Чапаев». Охрана не дремала — нас со всех сторон облапали, но сигарет не обнаружили: они болтались где-то в районе колен. Да, не зря герой Гражданской Василий Иванович картошку не ел, а изучал тактику.

Другой эпизод с «шухером» оказался более драматичным. Обычно иностранные моряки «паслись» по Пушкинской в направлении к Интерклубу, где их ждал теплый прием женщин не очень строгого поведения. Мы знали, что там же постоянно дежурят переодетые «мусора», по каким-то причинам не чинящие препятствий «ночным бабочкам».

Тем не менее, мы увлеклись, и возле ресторана «Красный» удачно купили у Джонов сигареты. Как два молодца из ларца с обеих сторон возникли менты и мы оказались почти у них в руках. Хорошо, что в Одессе выражения «почти» и «чуть-чуть» всегда воспринимались в сослагательном наклонении. Мы забегали, как вши не гребешке, получили по задницам ногами, но нам удалось скрыться от правоохранителей быстрее ветра.

Зону закупки пришлось перенести на бульвар и к Оперному театру, хотя там «фронцев» водилось меньше. Бизнес стал менее активным, но зато более безопасным и спокойным. Постепенно я к нему вовсе охладел.

В 1952 году маме наконец-то предложили инженерскую должность на консервном заводе им. Ворошилова. В Одессе секретов не бывает, и она каким-то образом узнала о моих торговых заработках. Личности неуловимых для милиции фарцовщиков (Толька Тит и Билли Бонс) были известны всему району.

Мать как-то вечером спокойно объяснила мне, что рисковать свободой не стоит: денег никому и никогда не хватает и не будет хватать. И между делом добавила: «Ученье — свет, а неученых — тьма».

Я стал уделять больше внимания занятиям в школе, впрочем, к большим видимым успехам эти усилия в первое время не привели.

Однажды я вышел из нашей коммуналки, захлопнул парадную дверь и встретился лицом к лицу с Валентиной, направлявшейся к своему шефу Воропаеву на четвертый этаж. Секретарша управления МГБ узнала меня, обрадовалась и хотела о чем-то поговорить. Прошло шесть лет после ее отселения из нашей квартиры. Валентина, наверное, привязалась ко мне, когда я был еще ребенком.

Почему-то я сделал вид, что не узнал ее. Валентина удивленно посмотрела на меня, расстроилась и стала подниматься по лестнице. Я тоже был раздосадован и зол на самого себя, продолжая стоять возле дверей. Валентина обернулась и горестно посмотрела на меня с лестничной площадки. Я так и не понял сам, почему так поступил. Она всегда хорошо ко мне относилась и не была виновна в том, что ей пришлось служить в то страшное время в страшном учреждении. Сама мучилась.

В школе на мое мрачное настроение обратил внимание друг, Женя Кац, и чтобы как-то развеселить, пропел:

Мы смело в бой пойдем —

И мы за вами!

И как один умрем —

Идите сами…

Культурная жизнь

Одессу на рубеже десятилетий вновь начали навещать знаменитости с концертами. Как сами артисты признавались, они очень волновались: попробуй перед одесситами возьми не ту ноту — будут смеяться даже сумасшедшие!

«Город талантов» посетили: молодая югославская певица Радмила Караклаич, оркестр Бабаджаняна, великий танцор Махмуд Эсамбаев, кукольный театр Образцова. Зал филармонии всегда был переполнен, и нам приходилось выискивать средства на покупку билетов.

Идеологам не удалось уберечь одесситов от «тлетворного влияния». Караклаич исполняла полузапрещенный тогда джаз. Оркестр Бабаджаняна в первом отделении играл скучноватый официоз, но все терпеливо ждали окончания антракта. После него публика наслаждалась «критикой» песен Петра Лещенко, Бенни Гудмена, Луиса Армстронга, Гленна Миллера и других «империалистических» музыкантов. Под иным предлогом эти композиции исполнять было невозможно. Одесситы долго не отпускали исполнителей своими аплодисментами, и концерты приходилось продлевать как минимум на полчаса.

Одному Эсамбаеву не приходилось идти на ухищрения — в танце цензоры, бойцы идеологического фронта, не могли найти крамолы.

Мы иногда посещали и цирк. Там идеологии было меньше, хотя запомнились клоуны-куплетисты, певшие, подыгрывая себе на гармошках: