Последняя жертва - [2]

Она стояла в стороне от людей, крепко сложенная женщина лет тридцати-сорока, в зеленом платье с глубоким вырезом, подчеркивавшем ее широкие плечи. У нее были грубые черты лица и некрасивая кожа, но узкие глаза в морщинках, неотрывно глядевшие на скульптора, были обворожительны. И хотя она не была похожа на аристократку, алмазы, блестевшие у нее на пальцах и запястьях, говорили о значительном состоянии.

Остаток вечера прошел как сон. Потом он смог вспомнить лишь немногое из их беседы, кроме ощущения, что он знает Амелию Кроторн много лет, и договоренности о визите к ней на следующий день.

Гости разъезжались. После ярко освещенного натопленного дома Шригли очутился в пронизывающем холодом тумане. Несмотря на это, он не стал брать кэб, а предпочел идти по морозу пешком до своей студии в Челси. Не чувствуя охватывающей его холодной сырости, он вспоминал слова женщины, сказанные на прощание.

— Смерть можно победить, мистер Браерс. Если вы сделаете выбор, то будете жить.

Загадочные слова, зловещая манера говорить бросили его в дрожь, когда он вспомнил об этом. Но что-то еще сделало его походку более легкой и сняло камень с сердца; это «что-то» было подобно лучу надежды.

Следы тумана рассеялись, когда на другой день Шригли Браерс вышел из своей студии и направился к дому миссис Кроторн.

Бодрящее декабрьское утро было свежо от легкого морозца, и он опять решил не нанимать кэб, а пройти пешком хотя бы часть пути до ее дома в Белгравии Он сознавал, что это неразумно, что он переоценивает свои ограниченные силы и их может не хватить до конца дня; но у него было жгучее желание потратить всю энергию, которой он обладал. Прошедшая ночь была тяжелой. Он почти не сомкнул глаз, покрывая носовые платки малиновыми пятнами, когда кашлял, и мучительно ожидая утра.

Его время было на исходе. По иронии судьбы, он умрет в самом расцвете своего таланта художника. Зайдя в Кенсингтонские сады, он стоял среди голых деревьев, сквозь кроны которых бледное солнце пробивалось на белесую траву, и думал, что отдаст весь свой талант до последней капли в обмен на еще несколько лет жизни.

Когда он подошел к дому Амелии Кроторн, силы его были на исходе. Его провели в гостиную, со вкусом меблированную, но занавешенную темными и тяжелыми зелеными бархатными шторами. На стене висел в рамке шаловливый рисунок Бердсли, а на столе из красного дерева, к удивлению Шригли, стояла его собственная скульптура.

— Я ждала вас, мистер Браерс.

Он встал, чтобы поприветствовать хозяйку, выглядевшую старше в бледном дневном свете. Она опять была одета в зеленое и опять привнесла с собой в комнату легкое ощущение нереальности происходящего. Шригли приписал это ее глазам, обладавшим гипнотическим воздействием, когда они в упор смотрели на него. Они были карими и пустыми, а голос — монотонным.

Шригли стало неуютно, он заерзал в кресле и ослабил узел галстука. Внезапно он ощутил, что держит руку женщины, украшенную драгоценностями.

— Верования древних, — говорила Амелия Кроторн, — намного сильнее наших… христианские праздники основаны на языческих ритуалах… например, жертвоприношения… разве вы не присоединитесь к нам?

Шригли отрывисто засмеялся.

— Я не хочу обижать ваших религиозных чувств, мадам, но, хоть и не притворяюсь убежденным атеистом, все же не могу сказать, что когда-либо обретал утешение в религии.

К его удивлению, женщина ласково улыбнулась.

— Вы обретете утешение в нашей религии. Мы можем предложить вам жизнь.

— Загробная жизнь, куда я попаду в любом случае, — оборвал он. — Это ясно всем, как я сам не догадался? Я ценю вашу заботу, но…

— Нет, нет, мистер Браерс, вы меня неправильно поняли. Я имею в виду вашу нынешнюю жизнь и ее материальные блага. Моя религия сделала меня богатой, а ведь я родилась без единого пенни в кармане. Моя религия может излечить ваше тело и вдохновить на еще более великие произведения. Только дайте клятву верности нашему Князю, и мир со всеми своими богатствами упадет к вашим ногам…

— Ничто за ничто, — пошутил Шригли. — Что вы хотите взамен?

— Вашу душу.

В гнетущей атмосфере комнаты воцарилась абсолютная тишина.

Шригли уставился на нее, и вид наклонившейся в его сторону женщины с неистово сверкающими узкими темными глазами, приготовившейся схватить его за руку, внезапно показался ему нелепым.

Она, несомненно, была сумасшедшей. Шригли резко поднялся, чтобы уйти. Возможно, поняв, что зашла слишком далеко и слишком быстро, Амелия Кроторн попробовала слегка засмеяться.

— В конце концов, что говорит ваш друг мистер Уайльд? «Что выигрывает человек, если он обретает собственную душу, но теряет весь мир?» И Обри Бердсли чувствует альтернативу нашей морализаторской культуре. Ведь ваш любимый поэт — Бодлер, разве не так?

Шригли молчал, озадаченный своей неспособностью найти аргумент, чтобы противопоставить его той чепухе, которую несла женщина.

— Эти люди только играют с тем, что мир именует «грехом», — с трудом выговорил он. — Это часть их эстетической теории. Они ищут новых свобод и новых идеалов.

— Древних, анархических свобод, греческих идеалов? — лукаво произнесла Амелия Кроторн. — Ну так «поиграйте» с нами, мистер Браерс. Приходите ко мне сегодня вечером. Мы проводим церемонию, которая будет вам небезынтересна. Посмотрите, что я и мои друзья можем предложить вам!