Последняя война - [35]

Приказ заканчивался словами: "Тот, кто нарушит настоящий приказ, будет также расстрелян без допроса и без всяких объяснений".

4

Славка стоял и смотрел перед собой. Сани отвели от него, распрягли, поставили лошадь к другим лошадям, которых он не сразу заметил. Стоять становилось уже неловко, никто к нему не подходил, идти куда-нибудь он не мог, не знал куда. Стоял, постукивал сапогом об сапог, как вдруг, появившись словно из-под земли, быстро подошел к нему главный.

- Давай, Холопов, семь бед - один ответ, пойдем вместе.

Они спустились по ступенькам, открыли дверь, боком прошли мимо красного пожарного насоса, которым качали с ленивой размеренностью два парня, потом в непривычной сумеречной мгле прошли вдоль нар, оказавшись перед новой дверью. Главный постучал и открыл ее. Славка переступил порог вслед за главным, остановился рядом с ним.

- Сергей Васильевич, вот я привез того парня, о котором рассказывал. Живой остался.

Человек в военной гимнастерке быстро-быстро менялся в лице, потом встал вдруг во весь высокий свой рост и тихо, вполголоса, но с заметным бешенством перебил главного:

- Вы что?.. Я спрашиваю вас! Вы что делаете? Жить надоело?

Быстро перевел темные глаза на Славку.

- Кто такой? Кто ты такой, спрашиваю?..

Стой, Слава. Остановись. Дай мне подумать. Дай подумать мне, брат мой, тень моя, дух мой светлый, свеча моя ясная, кровь моя кипучая... Зачем это все? Зачем? Так было. Возможно. Если и было? Что из того? Что из того, что все это было? Зачем я все это пишу? Зачем пишут другие? Писали, пишут и будут, может быть, писать потом?

- Как же! - скажет иной мой современник. - Как же, - скажет он, ведь каждый своим делом должен служить людям, приносить пользу своему народу, своему Отечеству.

Но что это значит для меня? Я не пашу землю, я пишу. Как должен я служить людям, приносить пользу своему народу, своему Отечеству?

- Ты должен, - скажет этот самый современник, - ты должен славить человека, славить народ и свою Родину, славить труд и подвиги своего народа.

Неужели человек так тщеславен? Неужели так тщеславны мой народ и моя Родина? Если они так тщеславны, я не хочу служить этому пороку, я не буду служить тщеславию, тщеславию народа, тщеславию Родины. Но я думаю, что самый ясный, самый знающий, самый правильный мой современник заблуждается. У моего народа, у моей Родины нет этого страшного порока, каким является тщеславие. Тогда в чем же смысл всех писаний, моих писаний и всех других?

- Смысл, - скажет другой мой современник, - смысл в том, чтобы указывать людям, указывать народу, своей Родине на их пороки, на их несовершенства, и тогда, увидев свои пороки, свои несовершенства, они люди, народ, Родина - устыдятся этих пороков, этих несовершенств и будут постепенно избавляться от них, будут оставлять в себе и развивать в себе только хорошее, только доброе.

- Я понял вас, - скажу я этому современнику, - я понял вас, но это не подходит мне, я не родился для этого и не могу так служить моему народу, моей Родине. Я люблю все живое во всем живом и не хочу копаться в пороках моего народа и даже в своих собственных пороках. Я не хочу ссориться с человеком, с моим народом и даже с самим собой.

- Чего же ты хочешь? - спросит тогда третий мой современник.

И тогда я скажу.

- Дайте, - скажу я, - подумать мне.

- Но пока ты будешь думать, жизнь будет идти мимо тебя, добро будет ждать твоего благословения, зло будет ждать своего осуждения.

- Я должен подумать. А пока я буду памятью моего народа, памятью моей Родины.

- Зачем же памятью?

- Без памяти народ выродится и умрет. Без памяти он не будет знать: кто он и что он. И когда он забудет себя, он потеряет себя и умрет, он потеряет смысл своего существования и умрет. Я хочу быть памятью моего народа и моей Родины.

Я помню себя с тех пор, когда был юным Ратибором, когда проходил испытания на взрослого воина, когда принимали меня слободские воины в свой круг. Лет за восемьсот до того от Теплого моря, из степей, явились сюда, на берег Роси, дикие гунны. Курган, у подножия которого мы жили теперь, был насыпан над погибшими росичами, павшими в битве с гуннами. От всех предков наших в живых остались только семь братьев-богатырей. Остальные погибли, погибло же и все гуннское войско. Семь братьев-богатырей и есть наш корень, корень нашего племени, которое живет теперь на берегу Роси, у подножия кургана, возле каменного идола, оставшегося от неизвестного нам древнего племени.

Я помню себя Борисом и Глебом. Я отправил дружину свою и остался в шатре ждать, когда придут враги мои, нет, не враги, воины моего старшего брата Святополка, когда придут они и убьют меня. Я слышу их топот за шатром, но я не думаю о своем спасении, мой верный угр, мой слуга Георгий закрывает меня своим телом, но тут же падает от меча на мою, мечом же рассеченную грудь, Потом меня же, Глеба, еще отрока, еще мальчика, плывшего в ладье, среди своих людей, остановили люди Святополка, обнажили мечи, приказали молиться. Я еще мало смыслю, я не понимаю еще и плачу горючими слезами, зачем он хочет смерти моей. Я зелен еще, юн еще, не успел еще вкусить прелестей жизни, и он, оставшийся мне отцом, отнимает у меня жизнь. Меч брата моего, жаждавшего власти, опускается надо мной и обрывает мои слезы. Потом, через много лет, люди назовут мучения мои подвигом. Да, я - Борис, и я - Глеб, я смиренно принял эту смерть, чтобы зло перед людьми показалось во всем облике, чтобы люди хорошо увидели и запомнили в лицо зломыслие и злодеяние. Была ли то правда моя? Так ли жил, так ли учил я жить других? Кто я, что я и где истина?