Последняя Утренняя Звезда - [139]

Воздух наполняло странное жужжание. Поначалу Фаран решил, что это вполне приятный звук и на какой-то момент отдался во власть воспоминаний. Он вспомнил, как двести лет назад сидел на террасе своего особняка в Тире Ганде, был сладкий полдень, ряды маленьких белых и голубых цветов росли на покрытом мхом балконе. И вот тогда он услышал жужжание, очень похожее на это, жужжание существа, чьи крылья били так быстро, что казались невидимыми, и наблюдатель должен был поверить, что пока хоботок выпивал нектар из цветов, синее тельце крошечного создания держалось в воздухе само по себе, без их помощи.

На мгновение он забыл, где находился, забыл все: мост, Серый Дворец, даже жреца.

Но потом сознание вернулось: здесь не было ни птиц, ни насекомых, не было и далекого полдня. В этом проклятом месте нет ни счастья, ни удовольствия. А жужжание — это вопят призраки, которые летят на мост в поисках пути в Мир Смертных.

Фаран опять повернулся к Уртреду. Какое-то время они молча глядели друг на друга. Потом жрец перевел взгляд на бездонную пропасть, как если бы собирался сбросить его туда. Фаран тряхнул своей алебардой, заставив Уртреда сделать шаг назад, в сторону Серого Дворца. Какое-то мгновение жрец качался, потом снова восстановил равновесие.

— Вперед, — проворчал Фаран.

Уртред посмотрел вниз, на слой туман, скрывавший мост, потом на их такую далекую цель. Потом повернулся и пошел вперед, не глядя ни влево ни вправо.

Фаран пошел следом, нащупывая кончиками сапог край моста, но не находя его. Черные глубины Бездны слева и справа манили взгляд, приглашая соскользнуть вниз, попасть наконец туда, откуда никакая душа не сможет вернуться обратно.

Он тряхнул головой, отрывая себя от смертельных страхов, и опять погнал Уртреда вперед. Внизу плавало безграничное серое облако, а они карабкались по изгибу моста вверх, похожие на скалолазов на крутом склоне горы, ноги тонули в туманной пене. Они могли идти дни, часы или минуты, время здесь ничего не значило.

Тем не менее, после того, как прошло неизвестно сколько времени, они увидели фигуру, приближающуюся к ним, темное пятно на сером колеблющемся тумане моста. Вскоре они разглядели ее во всех подробностях. Сгорбленные плечи когда-то высокого человека, низко повешенная изящная белокурая голова, потрепанные доспехи Легиона Огня. Оба живых остановились и ждали, пока призрак подойдет к ним. Он остановился в нескольких шагах от них и поднял голову. Они увидели, что половина головы разбита, совсем свежая рана, протянувшаяся от правого глаза до подбородка, глаза нет, кровь льется на плащ и дождем падает в туман под ногами.

— Двойник, — прошипел Фаран, отступая назад и направляя алебарду на страшную фигуру.

Призрак как будто услышал его и тряхнул головой с такой силой, что капли крови окрасили туман перед ним в розовый цвет. Он заговорил, еле слышным шепотом.

— Нет, Фаран Гатон, это я, настоящий Джайал. И я иду по мосту вздохов, который объединяет Тени и Мир Смертных. — Он еле заметно шевельнул рукой. — Я уже шел здесь, когда Манихей коснулся меня Жезлом и вернул обратно в то, что глупые люди называют жизнью, а для меня было пыткой.

— Здесь я в первый раз увидел брата, он летел ко мне навстречу так же быстро, как я к нему, здесь наши души соединились, а потом разделились, опять. А потом мы полетели, разными путями, в изменившиеся тела. Сейчас все возвращается обратно. Мое тело гниет там, где оно должно было умереть семь лет назад: на поле Тралла, вместе с костями моих товарищей. А Двойник лежит вон там, в Сером Дворце. Чума убила его, как я и хотел. Смерть освободила меня. Освободила и от тебя, и от проклятия.

Уртред повесил голову. Джайал повернулся к нему. — Не жалей меня, дружище. Подумай о тех, кому ты еще можешь помочь. Таласса еще жива, но чума проникла и в нее. — Он повернулся к Фарану. — Хдар в ее крови, и еще в тысячах сердец, которые ты освободил в шахтах. Да будет проклята твоя душа.

— Она уже давно проклята, Иллгилл. Дальше некуда, — насмешливо сказал Фаран, угрожая духу алебардой, но Джайал на обратил на внимание на острое лезвие и опять поглядел своим единственным глазом на жреца.

— Ей осталось совсем мало времени. Она ждет тебя в Сером Дворце. Торопись. Она растеряна и смущена: свет земли погас, она потерпела поражение. И может стать еще хуже, ведь ты пошел вслед за ней и теперь будешь проклят, как и она.

— Не забывай, у меня Жезл: он сможет перенести любого из мира в Тени, от смерти — в жизнь.

Призрак слабо улыбнулся. — Ты напоминаешь об этом мне, Джайалу Иллгиллу? — Потом улыбка растаяла. — Не забывай о проклятии, и о том, что ты обещал мне в Лорне. Когда все кончится, закопай его как можно глубже, друг; никто и никогда не должен найти его.

— Пошли уже, — нетерпеливо сказал Фаран, поворачивая острие алебарды к Уртреду. Но и жрец не обратил на него никакого внимания, впившись глазами в Джайала.

— Дружище, что будет с тобой? — спросил он.

Призрак опять слабо улыбнулся. — Мертвые не могут вернуться в Мир Смертных. Если только кто-нибудь не использует на них Жезл или магию; магию вроде той, которую использовал Манихей, когда встретился с тобой в ту бурю в Тралле. И все-таки я чувствую то же, что и все призраки: страстное желание сделать то, что сделал мой двойник — вернуться с этих пустых равнин в Мир Смертных; по меньшей мере видеть жизнь, хотя и не быть ее частью. Вот почему мы, мертвые, возвращаемся как призраки, идем обратно той дорогой, по которой прошел ты, через портал и опять в мир: каждый день, все больше и больше, с тех пор, как Маризиан открыл его пять тысяч лет назад.