Последняя треть темноты - [4]

Шрифт
Интервал

С черничными лукошками в руках девочки уселись на деревянную скамейку, утопающую ножками в песке, и уперлись лбами в низкое облачное небо. Через пять минут Саша перемазалась с ног до головы и потребовала добавки.

— Знаешь что? — весело спросила она, вскочив на ноги и упершись руками в Нинины колени.

— Что? — Нина аккуратно убрала Сашины руки и отряхнула джинсы.

— Мы с тобой настоящие сестрички! — Саша запрыгала вокруг скамейки. — Угадай, сколько мы еще будем дружить?

— Ну-у-у-у… — хитро улыбнулась Нина. — Даже не знаю. Еще два дня?

— Не-а! — крикнула Саша так, что выходящие с рынка люди на другой стороне набережной услышали и обернулись. — Еще попытка!

— Дай подумать… — Нина притворилась, что думает. — Может быть, до конца недели?

— Опять не то! — Саша засмеялась и захныкала одновременно, легонько шлепнув Нину маленьким кулачком по руке.

— Хорошо. Предположу самое невероятное, — с серьезным видом произнесла Нина. Саша ждала, затаив дыхание. — До конца месяца!

Нина расхохоталась.

— А вот и нет! Мы будем дружить до конца жизни и потом тоже! — И Саша радостно побежала вперед по берегу, оглядываясь, улепетывая задом наперед, мелькая как цветное пятнышко на коричневой маслянистой поверхности, которая была морским дном.

* * *

Валя собиралась прогуляться, пусть и без особого желания, без радости, преодолевая боль в левой ноге, проклиная ортопедов, плоскостопие, искривление большого пальца, воспаление фаланги, болевой синдром, а заодно лишние килограммы, которых за шестнадцать лет жизни во Франции прибавилось столько, что в зеркало и мужу в глаза смотреть тошно; проваленную карьеру, на ладан дышащий брак и предательскую реальность, в которой ну никак не удается устроить нормальную жизнь. Если кого-то Валя и винила в Сашиных проблемах, то только себя и мужа.

— «Ну и семейка?» Психолог сказал тебе «ну и семейка?» Ну и психолог!

— Между прочим, я с ним согласна!

— То есть, по-твоему, это мы виноваты в том, что она такая?

— Что посеешь, мой дорогой. Сколько раз ты уходил из дома? Помню, одно время ребенок даже толком не понимал, кто его мама, боже мой!

— Хватит чушь пороть! Тебе что — жир в голову ударил?

И так далее, и так далее, и так далее.

Выяснение отношений, вопли, оскорбления и хлопанье дверьми давным-давно стали привычными условиями существования некогда счастливого семейства. Хотя и теперь иногда они были счастливы. Но каждый по отдельности, каждый в свое время, и только потому, что человек физически не способен изо дня в день себя изводить. Подвергни организм длительной пытке, и мозг отключится. Ведь даже самое депрессивное сознание самого несчастного человека на земле не может оставаться неизменно депрессивным каждую секунду бесконечного времени. Светлая мысль все равно промелькнет. А дальше — можно ее давить, сколько влезет.

Валя отчаянно верила в психологов, в смену обстановки, в обливания холодной водой по утрам, в пользу бананов и горячего шоколада, духовных практик, творчества, дружеской поддержки, любви и даже в Бога. Сложно вообразить себе что-то, во что Валя не верила, хотя здравого смысла, рациональности, практичности, а также изрядной доли цинизма ей было не занимать. Но настроение и веяния моды менялись, и хоть за какую-то ниточку хотелось держаться.

— Родив ребенка, ты теряешь право быть пессимистом. Такие дела, — хмыкнула Валя, разговаривая по скайпу с Ниной накануне вечером. И Нина поняла ее в меру опыта, в очередной раз про себя отметив, как интересно слушать Валю и какими бессмысленными всегда кажутся ее советы.

Прогулка не задалась. Деловой, но медлительный — даже в будний день, даже в самом сердце Дефанс, среди офисов, башен и стекло-тефлоновых небоскребов, в которых столько окон в мир, что стыдно не видеть дальше своего носа любому прохожему — Париж казался Вале игрушечным домиком, несовременным, стареньким, лишь подделывающимся под мировую столицу. И она сама, и ее семья внутри этого игрушечного пространства тоже были вынуждены подделываться и ломаться, равняясь на смутный образ настоящего идеально сконструированного мира.

— Так зачем вы купили столько персиков? Если вы хотели персиков, надо было просто сказать…

— Что ты к ним привязалась! Что купили, то купили.

— Но зачем зря деньги тратить! Нина их с таким трудом заработала!

— Как будто ты что-то понимаешь в зарабатывании денег…

Юра бесился и краснел, был готов в любой момент перелиться через край, как вскипевшая вода, в которую он по утрам регулярно забывал класть яйца, и она выкипала, а на следующий день все повторялось; и он уже не знал, какую роль играет в череде нелепых событий и в странных отношениях, невыносимых, но по большому счету единственных в его жизни; Валя бледнела, зеленела, синела, тряслась, с трудом обращала обиду в шутку, чтобы устроить скандал позже, когда девочки уснут. Но они не спали и слышали все слова.

— Персики! Не могла прицепиться к чему-нибудь другому?

— А ты?

— А что я?

— Ты хамишь по любому поводу… Я была депутатом! На минуточку!

— А ведьмой осталась на всю жизнь…

Нина лежала в комнате над спальней Кругловых и надеялась, что лучшие друзья родителей друг друга не поколотят.


Еще от автора Анастасия Дмитриевна Петрова
Свободная страна

Женщина, преодолевшая ад и добившаяся в жизни всего. Современная Россия как страна возможностей во всех смыслах. Умопомрачительные пейзажи Горного Алтая и виды Петербурга. А еще политическая подоплека, семейные ценности и любовь. Все это есть в романе «Свободная страна». Подросток, ищущий свободы в преступлениях, женщина, добивающаяся свободы силой воли и упорным трудом, мужчина, просящий о свободе самого важного человека в стране. Герои книги страдают, думают, боятся, но в конце концов приходят к свету.


Наверно, я еще маленький

«Наверно, я еще маленький» – новый цикл психологических рассказов о взрослеющем ребенке от молодого талантливого автора Аси Петровой. Главный герой книги – уже взрослый подросток, который задает неудобные, порой провокационные вопросы и пытается на них ответить, осмыслить окружающий мир. «В чем смысл жизни, папа?» – наивно, но вполне серьезно спрашивает он. Ответ читателю предстоит обсудить, прежде всего, с самим собой.


Рекомендуем почитать
Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.