Последняя треть темноты - [3]

Валя открыла длинный лягушачий рот, но, дав матери один шанс, учитель не собирался повторять ошибку:

— Я не говорю, что дело только в таблетках. Конечно нет. За таблетками всегда что-то скрывается. Но что это за удивительное головокружение, с которым не может справиться ни один невропатолог? Тут надо разобраться вам. А если вы не справляетесь, существует терапия… Она ходит к психотерапевту? Сколько школ она сменила за год? Две? Три? Вы спрашивали себя, почему она нигде не может адаптироваться? Ей что — неуютно в иностранной среде? Насколько я знаю, вы переехали, когда она была чуть ли не младенцем. Париж ее дом родной, разве нет?

* * *

Покинув кабинет человека с двойным именем Лоран Лоран, перейдя двор под визг детей и бранный гогот старшеклассников, надеясь не напороться на летящий футбольный снаряд и не разбить голову, Валя подумала, что сейчас действительно не лучшее время для отпуска. Но с Сашей лучшие времена почему-то не наступали, а билеты были давно заказаны и выкуплены, поездка спланирована мужем до мелочей, кроме того — Нина подменит родителей на недельку, ничего страшного, а, может, это даже к лучшему. В последний раз Саша видела Нину, когда одной было шесть, а другой шестнадцать. Тогда все сложилось удачно. Не по годам развитый ребенок и веселая девочка-подросток, не страдающая ни анорексией, ни булимией, ни депрессией, ни прочими подростковыми must-болезнями, отлично проводили время вместе — купались, загорали, играли в воде в догонялки, а по вечерам наперегонки ели булочки с заварным кремом, мильфей, кофейные эклеры, корзиночки с малиной, кокосовые фланы, банановый хлеб и чернично-творожные кексы с карамелью. Нина тогда накопила себе на каникулы немного денег, продав на Невском проспекте тонну мороженого с лотка папиного друга. Авантюра называлась «Под зонтиком», и принесла кучу денег. Плюс карманные. В общем, на сладостях можно было оторваться.

Саша ходила за Ниной хвостиком, все хотела делать вместе со взрослой подругой. И разница в возрасте не то что не чувствовалась, просто не ставила границ.

— Зачем вы купили столько персиков? Они же твердые! Вы хотели персиков?

На острове Шато, в огромном деревянном амбаре, увешанном темно-серыми рыболовными сетями, крючками, поплавками, спасательными жилетами, ластами и прочими предметами морской утвари, словно забытыми проходившими мимо купальщиками или рыбаками, по субботам устраивали рынок. Во время отлива Саша с Ниной частенько отправлялись на остров пешком по сырому песку, а если вода не уходила, иногда плыли на лодке вместе с другими жителями Кэса. Девочкам нравилось «входить в море» — так они называли свои краткие вторжения в морские владения. Это было почти как прогуляться по чужому дому в отсутствие хозяина, и не просто по дому, а по старому замку, пока его владелец путешествует или спит. В такие моменты можно все хорошенько рассмотреть и даже потрогать. Взять, например, и выколупать из земли раковину, витую или обычную в форме ушка, плиссированную или гладкую, перламутровую, бежевую, черную, как маленькая пиявка, лоснящуюся солнцем и солью. Еще можно поиграть с медлительным раком или крабом-чемпионом, который будет убегать, убегать, мчаться на своих маленьких и больших клешнях, задевая животом каждый встречный камешек, с единственной надеждой — чтобы только его догнали. Когда море путешествует, оно никому не говорит — куда, поэтому возвращение его бывает внезапным, и ухо надо держать востро.

— Вы что — хотели персиков? — Валя скосила глаза на огромный матерчатый мешок, брошенный на веранде на синий дощатый пол. Мешок был запачкан углем, и в одном месте на нем выступило пятно от сока. Пахло персиками, треснувшей кожурой, продавленной мякотью, шершавой внешней косточкой и внутренней — ореховой.

Вдоль границы острова тянулись валуны, из которых море выточило разные фигуры — акул, людей, дельфинов, огромных собак и птиц, кораблей. Жители острова считали фигуры магическими и верили в то, что каждая из них стоит на своем месте не просто так. Пес Аттила, например, спас мальчика, чуть не утонувшего в волнах недалеко от берега. Жозеф-Мари, философ и отшельник, излечился на острове от тяжелой болезни. А вот акула, напоровшись на острый выступ утеса, нашла здесь свою смерть. Должно быть, зрелище было жутким, потому что скелет акулы выставлен в микро-музее диковинок острова, и скелет этот напоминает остов корабля. Конечно, с точностью никто не мог определить, как думало море, но многие жители, особенно старики и якобы очевидцы, утверждали, что узнают своих героев.

— А когда море ставило памятник в последний раз? — наивно обращалась Нина к седобородому продавцу фруктов.

— Очень давно, — отвечал старик, неторопливо складывая персики в мешок и выбирая помягче.

— А очень давно — это когда? — не отставала Нина.

— Мно-о-о-го лет назад, — качал головой старик.

— То есть, это примерно… когда? — Нина показала пальцем на желтый персик с румянцем. — Вот этот.

Продавец кивнул и положил персик в мешок.

— Лет восемьдесят назад, я тогда еще мальчиком был. И не спрашивайте, сколько мне сейчас. Не поверите. — Он подмигнул Нине и наклонился к Саше. — Черники хочешь?