Последняя теория Эйнштейна - [36]

— Да нет, все в порядке, — быстро ответила она. — Я не устала.

И взялась обеими руками за руль, будто подтверждая свои права на него. Ей очевидным образом не нравилась мысль, что он поведет ее машину. Что ж, это понятно, подумал он. Ее «корвет» и впрямь красавец.

— Уверена?

— Вполне. Люблю долгие поездки. Мне самые удачные мысли приходили, бывало, именно в дороге. Знаешь мою последнюю статью в «Физикал ревью»? «Гравитационные эффекты некомпактных дополнительных измерений»? Эта идея у меня возникла как-то на выходных, когда я ехала в Вашингтон.

Да, вспомнил он, она оттуда родом, из Анакостии в Вашингтоне. Где убили ее отца и мать стала наркоманкой. Дэвид хотел спросить Монику, остались ли у нее там родственники, но не спросил.

— А о чем ты думала прямо сейчас? — задал он другой вопрос. — До того, как я проснулся?

— Скрытые параметры. То, с чем ты, вероятно, знаком.

Дэвид перестал жевать и отложил коробку с печеньем. Скрытые параметры были существенной деталью в эйнштейновских попытках построить единую теорию поля. В тридцатых годах он убедился, что в основе странного квантового поведения субатомных частиц лежит некоторый порядок. Микромир с виду был хаотичен, но лишь потому, что никто не видел скрытых параметров — подробных чертежей вселенной.

— То есть ты пытаешься сообразить, как это сделал Эйнштейн?

Она наморщила лоб.

— Все равно пока не вижу. Квантовая теория просто не влезает в рамки классической. Как квадратная затычка в круглую дыру. Математика в этих двух системах совершенно разная.

Дэвид попытался вспомнить, что же он в своей книге писал о скрытых параметрах.

— Ну, в математике я тебе помочь не смогу. Но у Эйнштейна было четкое ощущение, что квантовая механика неполна. Во всех письмах, во всех лекциях он всегда сравнивал ее с игрой в кости. Эта теория не может точно предсказать, когда именно распадется радиоактивный атом или куда попадет вылетевшая частица. Квантовая механика дает только вероятности, и Эйнштейн считал это неприемлемым.

— Да знаю я, знаю. «Бог не играет в кости со вселенной». — Она закатила глаза. — А мне вот кажется, что заявление достаточно наглое. С чего это Эйнштейн считал, будто может диктовать Богу, что ему делать?

— Но аналогия здесь глубже, чем на первый взгляд. — Дэвид вспомнил абзац из своей книги. — Когда бросаешь пару костей, числа кажутся случайными, но на самом деле это не так. И если бы ты полностью контролировал все скрытые параметры — силу броска, угол наклона траектории, давление воздуха в комнате, — можно было бы каждый раз выбрасывать шестерки. Если полностью понимать работу системы, сюрпризов бы не было. И Эйнштейн думал, что то же относится и к миру элементарных частиц. Их можно понять в совершенстве, если удастся найти скрытые параметры, связывающие квантовую механику с классической теорией.

Моника покачала головой.

— Звучит в принципе разумно, но можешь мне поверить, не так все просто. — Она сняла руку с руля и показала на сельский пейзаж: — Видишь, как красиво? Это хороший портрет классической теории поля, вроде теории относительности. Изящно сглаженные холмы и долины, очерчивающие кривизну пространства-времени. Если увидишь идущую по лугу корову, можешь точно рассчитать, где она будет через полчаса. А квантовая теория — она как самая жуткая и запущенная трущоба Южного Бронкса. Самые непонятные, самые непредсказуемые вещи выскакивают из воздуха и туннелируют сквозь стены. — Она начертила рукой резкий зигзаг, пытаясь передать безумие квантовой теории. — Если в двух словах, то проблема в этом. Не выйдет волшебным образом вызвать Южный Бронкс посреди кукурузного поля.

Моника потянулась к коробке и взяла еще одно печенье. Глядя на дорогу, она стала его грызть, и Дэвид видел, хотя Моника только что объявила все предприятие бессмысленным, она по-прежнему размышляет над проблемой. Он сообразил, что у нее может быть не одна причина ехать в Питтсбург. До сих пор он полагал, что основной ее движущий мотив — злость, животная ненависть к агентам ФБР, вломившимся в ее дом, но сейчас он стал подозревать, что ею движет нечто иное. Она хотела знать Теорию Всего. Пусть даже она не сможет ее опубликовать, не сможет рассказать ни единой живой душе, Моника хотела знать.

И Дэвид тоже хотел знать. Сейчас вдруг всплыло воспоминание вчерашнего вечера.

— Профессор Кляйнман вспомнил вчера еще одну вещь. Мою студенческую работу по теории относительности.

— Ту, что ты делал совместно с ним?

— Ага. «Общая теория относительности в двумерном пространстве-времени». Он ее вспомнил как раз перед тем, как назвать последовательность чисел. И сказал, что я подошел близко к истине.

Моника приподняла бровь:

— Но ведь в той работе не было реалистической модели вселенной?

— Не было, мы рассматривали Флэтландию — Плоский мир — вселенную с двумя пространственными измерениями. Математика получается намного проще, если нет третьего.

— И какие были результаты? Я не помню, читала ее очень давно.

— Мы обнаружили, что двумерные массы не притягивают друг друга, но меняют форму пространства вокруг себя. И сформулировали модель двумерной черной дыры.