Последняя тайна жизни - [44]

Владимир Ильич, по мнению И. П. Павлова, правильно сориентировался в непростой обстановке после февральского переворота и вопреки яростному сопротивлению многих организовал и успешно завершил Октябрьскую революцию. И столь же правильно, считал И. П. Павлов, Владимир Ильич разобрался в тяжелом экономическом положении страны, значительно подорванном мировой войной, иностранной интервенцией и гражданской войной. И опять-таки произвел коренную ломку, на этот раз экономики, несмотря на противодействие даже своих соратников, и "тем самым спас страну от нависшей грозной катастрофы".

Владимир Ильич был в глазах профессора И. П. Павлова не просто политиком, а подлинным ученым, хотя и занимался "какой-то химией социальной". У И. П. Павлова крепло убеждение, что если кто и поймет нужды его науки, то именно он. И Иван Петрович написал письмо В. И. Ленину о бедах своих лабораторий.

Это было в январе 1921 года. Тогда же Владимир Ильич пригласил в Кремль для беседы А. М. Горького, работавшего в то время в Центральной комиссии улучшения быта ученых, созданной Советским правительством в первые же годы после революции, — учреждении, которым, по словам Алексея Максимовича, "рабочий класс, хозяин страны имеет законное право гордиться перед Европами".

А в начале февраля в "Известиях" было опубликовано постановление Совета Народных Комиссаров о создании благоприятных условий для обеспечения научной работы И. П. Павлова, "как совершенно исключительной, имеющей огромное значение для трудящихся всего мира". Подписано оно было лично Владимиром Ильичем Лениным. Возглавлял прибывшую в лабораторию комиссию Алексей Максимович Горький. В нелегкие для молодой республики годы из бюджета была выкроена немалая доля на павловскую науку.

Спустя два года Иван Петрович писал за границу своим знакомым: "Моя работа разворачивается в широких масштабах. У меня собралось много работников, и я не в состоянии принять всех желающих". Ученый вновь был полон энергии: исследования продолжались, правительство оказывало ему всемерную поддержку, и он все силы отдавал любимой своей науке, желая оправдать доверие социалистического государства.

Посмотреть его лабораторию, познакомиться с работой приезжали видные зарубежные ученые.

"Незабываемым остается день, — писал известный американский физиолог У. Б. Кеннон, — проведенный с Павловым в окрестностях Ленинграда, в громадных новых зданиях института, построенных Советским правительством для продолжения его экспериментальных работ".

Приехал еще раз и Герберт Уэллс — его мрачные предвидения не оправдались. За полтора десятка лет, что прошли со времени его первого посещения России, страна прошла гигантский путь. Он ничего не мог узнать и честно признался:

"Исследования, которые ведутся в новом Институте физиологии Павлова под Ленинградом, — одни из самых значительных в мире. Эта репутация Павлова способствует престижу Советского Союза, который обеспечивает его всем необходимым для научных работ. Я нашел, что старик прекрасно себя чувствует…"

Состоялась встреча и с Алексеем Максимовичем Горьким — на этот раз в просторной академической квартире в центре Ленинграда.

— Помните, Иван Петрович, нашу встречу лет десять назад? Мы говорили о сене, о дровах… А теперь в чем-либо недостаток терпите?

— Нет, теперь, слава богу, все вернулось к норме. Чрезвычайные внешние затруднения как будто окончились.

Алексей Максимович оглядывается по сторонам. Он удивлен — все стены увешаны картинами, как будто он пришел в гости к художнику.

— Идя к ученому, ожидаешь увидеть книги, а у вас нет уголка без картин.

— Это моя страсть. Мне довелось испытать все формы коллекционерства. Собирал марки, собирал бабочек, собирал картины… Вот моя любовь… — Иван Петрович повернулся к большой, в четверть стены, картине А. Васнецова "Три богатыря": — Какая мощь! Три русских богатыря! Русь! А? Ведь в них все мечты нашего народа. Муромец защитил нашу землю от татар. Добрыня — от Батыра. Алеша победил Тугарина Змеевича — азиатских кочевников… Разве это не мечта русского народа — бороться с врагами, не пускать их к себе. А? Алексей Максимович?

А. М. Горький протянул Павлову руку:

— Вот, Иван Петрович, это то, за что вас любит наш народ. Он инстинктивно чувствует, что вы свой, до мозга костей свой, что вы живете тоже для своей страны…

— Жизнь только того красна и сильна, кто стремится к постоянно достигаемой, но никогда недостижимой цели. Ведь коллекционировать можно все: и удобства жизни — это делают практики, и хорошие законы — это делают государственные люди, и познания — образованные люди, и научные открытия — ученые, и добродетели — люди высокой души…

Когда Алексей Максимович уже стоял в прихожей и тщательно застегивал пуговицы своей теплой шубы, восьмидесятидвухлетний ученый, взглянув на него, вдруг засмеялся:

— Вы же юноша! Лет двадцать разницы. А я круглый год вот в этом. — Он показал на демисезонное пальто.

НЕУВЯДАЮЩИЙ ИНТЕРЕС ЖИТЬ

В "железном" распорядке дня и всей рабочей недели были у Ивана Петровича неприкосновенные дни и часы. Как бы много ни накапливалось дел, какими бы срочными они ни были, каждый вторник послеобеденное время занимать ничем было нельзя. Одно только приближение вторника приводило Ивана Петровича в приподнятое настроение: это время отводилось для "мышечной радости".