Последняя среда. Литература о жизни. Тема номера: Украина - [13]

По стене трухлявой размахнуться,

Чтоб ни этой рожи, ни стены…

Но одними русскими попами

И одной мы верой крещены

И одними кусаны клопами —

Спинами же спим к одной стене…

Одного лишь не могу постичь я:

Почему ты улыбнулась мне

Из твоих туманов, Беатриче?

Ты меня простила? Как летят

Верстовые! Разве в силах спать я…

С каждой высоты они глядят,

Эти птицы, с каждого распятья!..”

Он к утру забудет обо всем,

И столбы и думы канут в бездну.

Лишь вагон последним колесом

Медленно гремит по переезду.

1971

Юрий Денисов

Чумак

В Украине Млечный путь

называют Чумацким шляхом

Поскрипывает тяжкий воз,

И вслед за ним скрипят другие —

Неспешно тянется обоз

Из южных далей в даль России.

Ступают медленно волы,

И с люлькою в зубах утешной

Бредет чумак, парят орлы

И солнце движется неспешно.

Так, выбрав лучшую из доль,

Чумак иной не хочет доли:

Быть может, дорогая соль —

Предлог для неоглядной воли.

Пустая степь, вечерний шлях

И ковылей ночные ласки…

Блукают взгляды в небесах,

Где тускло светит Шлях Чумацкий.

По бесконечности дорог,

Скитаясь, он свершает требы,

И, может быть вся жизнь – предлог

Для созерцанья звезд и неба.

Каменец-Подольский

Смолкли споры о землях, о вере —

Безразлично, какая права.

Бродят куры в зачахнувшем сквере,

Все дряхлее забитые двери,

Все желтее под ними трава.

Никому теперь город не страшен,

Никому он не друг и не враг.

Спят часы католических башен,

Чья краса рассыпается в прах.

Древний город – событий могила;

Пусть другие уходят вперед!

Там, где столькое происходило,

Ничего уж не произойдет.

Паутина и пыль в каждом храме…

Где, История, поступь твоя?!

Только пышными лопухами

Разрастается тишь бытия.

Полтава

Первый слог в твоем слове не половину означает, а

полноту. Вставай! Начинается таянье холода, талые воды,

полоумное половодье.

Полтава! Полные влаги прохладные травы.

Полтава! Полные рыбой скользкой ставки и ставы.

Ставни на беленьком домике детства, ласково дышащая

цветами земля.

Полные солнца поля!

Полтава!

Слышишь ли, каким отдаленным эхом откликается тебе

полнозвучная слава?

Полтава! Статная плавная молодица, чьи полные груди

сулят арбузно округлое лето.

* * *

Я, наконец, добрался в Крым —

Преддверье солнечной свободы.

Я только слышал, что за ним

За горизонтом голубым

Живут беспечные народы.

О птицы, волны, облака!

И я хочу презреть границы.

Влекусь, и мучусь, и зову —

И мне б увидеть наяву

Тот южный рай, что с детства снится!

Стихийных волн стихийный лад,

Валов грохочущие хоры…

Нет, я не оглянусь назад —

Там, впереди глаза слепят

Морей сверкающих просторы.

Там дышат солнцем города,

Там страстны радости и горе.

Там дни ленивы, как годы,

Там я остался б навсегда

В эдеме Средиземноморья!

1981

Илья Трофимов

* * *

Мне снятся кошки

Города Алупки.

Их худоба,

Их маленькие шубки.

Их голоса во мне

Всю ночь звучат,

И кажется мне,

Что они ворчат,

Ворочаясь

Среди листвы опавшей,

Всё зная

О судьбе моей пропавшей.

* * *

Тем, кому наскучили пирушки,

По определению знаком

Час,

Когда купаются старушки,

Смуглые

Как кофе с молоком.

В этот час

Видны как на ладони

В дымке розовой

Плывущий теплоход,

Храма силуэт на неба склоне,

Юноша,

Собравшийся в поход.

Я не знаю:

Утро или вечер…

Важен только Бледный этот свет,

Эти неразборчивые речи,

Этот вознесённый силуэт.

* * *

Живу, как должен жить художник —

Вино, кино…

Смотрю.

И крымский подорожник

Глядит в окно.

Услады дней —

Что действие напитков,

Когда их вкус неотличим,

И мы с тобой как раз молчим,

Часы считая по улиткам.

А кот, живущий у скалы,

Глухие слушает валы.

Дни измерены

Зарастаю грязью и солью.

Обрастаю хозяйством…

Назовёшь

Двухнедельной юдолью

Или вечным моим

Распи**яйством?

Здесь почти

Не проходят евреи,

Пахнет временем, солнцем

И пылью.

Дни измерены

Смятой постелью

И какой-то несбывшейся

Былью.

Ах, текуча телесная форма!

И желудок испорчен навеки…

Но твои,

Как последствия шторма,

Хороши

Утомлённые веки.

Пахнет смятой постелью

И юбкой,

И дворнягой тигровой масти

Обегаются сутки Алупки

В ритме

Неутомительной страсти.

Александр Евдокимов (Харьков)

Родина

Когда в дом прыгал переулок

и шум стоял во всех углах,

(из кухни – запах свежих булок,

и самолёты в облаках,

и солнце мая у штурвала):

не снилось мне, что за углом

страна тяжёлая вздыхала,

махая гипсовым веслом.

К чему страна? Какие войны?

Есть перочинный нож в руке.

Мы может, даже недостойны —

жить в этом, лучшем, уголке.

Страна темнела, загибаясь,

а мы кричали: «Рок давай!»,

и ехал, телом извиваясь

и рассыпаясь, в ночь трамвай.

Консерва с килькою в томате.

Солдат уснул на автомате.

Ребёнок тырит пять рублей.

Днипро, Кура и Енисей —

вот реки Родины моей.

Дорожное

Бесконечность пыльного вагона

поедает пёстрых челноков.

Выбегает песенка про зону

из вокзальных, брошенных ларьков.

Пассажиры достают из сумок

разную дорожную еду.

Бьёт о дверь ногою недоумок

и смеётся хрипло в пустоту.

А за ним – тягучее пространство,

тот покой, где место для меня,

стук колёс, ночное постоянство,

площадь для печали и огня.

Лесостепь струится в долгом взгляде

на события и города.

«Эти проживают бегства ради» —

говорят волнами провода.

Мир вокруг незыблем и устойчив,

космосу покорны огоньки.

Проводница опускает очи

и т. д. – сплошные сквозняки.

Скор пасс

В проездном документе моём

всё изложено – поезд, на нём

три часа. Говоря речью касс

получается: «скор» этот «пас»,