Последняя сказка братьев Гримм - [50]
— Она несомненно скоро приедет, — сказал принц в разговоре с мажордомом в то утро, когда истек срок действия императорского ультиматума. — Ты ведь послал за ней карету?
— Да, ваше величество. И головой ручаюсь за возницу. Но мы не можем больше откладывать. Возможно, ваша матушка успеет хотя бы на коронацию.
Тем солнечным утром, придя к принцессе, принц нашел ее уже в свадебном наряде. Дети были наряжены в бархатные темно-красные костюмчики, они даже прихватили с собой куклу, одетую в синий камзол. Здесь же принца ждали его парик и меч. Поцеловав детей, он велел им отправляться в главный зал, где должна была состояться церемония. Но когда одевался к выходу, он заметил, что хотя принцесса улыбается, в ее глазах сквозит тревога.
Ради одних этих глаз ему стоило сюда вернуться. Сияющие, обрамленные густыми ресницами, они делали ее красоту столь совершенной, что он даже порадовался тому, что впервые увидел ее спящей и что все ее очарование открывал для себя постепенно. Теперь она сидела у высокого окна, выходившего на запад. Он подошел, опустился на колено и взял ее тонкую руку в свои.
— Что такое? — прошептал он. — Скажи, что тебя тревожит? То, что сразу после торжества я иду воевать? Ты сомневаешься, что мы победим? Но ведь правда на нашей стороне, а это главное.
Все еще глядя в окно, она крепче сжала его руки.
— Наверное, это глупо, но я думаю о последнем празднике, который здесь так бурно праздновали. Мое рождение. При мне так много о нем вспоминали, так подробно рассказывали о каждой мелочи, — а еще о том, каким он был пышным и как ужасно закончился… Мне даже стало казаться, будто я сама помню каждое мгновение, будто я тоже помню появление припозднившейся мрачной гостьи, которую спустя годы мельком видела на чердаке…
Он коснулся ее щеки, притянул к себе ее голову и нежно поцеловал в губы. Теперь он понимал, почему она настаивала, чтобы праздник был коротким и скромным, почему коронация должна была пройти в присутствии только главных чиновников королевства. Он еще раз поцеловал ее, и она ответила на поцелуй.
— Идем, — сказал он, поднимаясь. — На этот раз все будет иначе.
Спустя час, уже в королевских венцах, супруги принимали поздравления от многочисленной дворцовой челяди, от воинов, готовых в поход, и всех тех, кто прибыл из прилежащих городов и деревень. Во внутреннем дворе и на террасах было так много народу, что им пришлось обойти дворец, чтобы все желающие смогли их увидеть.
Новый король улыбался и махал рукой, когда взгляд его привлекла восточная дорога, по которой за последние дни проскакало так много посланцев. От рощицы ехала карета, запряженная двумя серыми меринами. Шедший рядом мажордом отвел принца — теперь уже короля — в сторону.
— Это карета, которую я посылал за вашей матерью, — сказал он. — И лошади те же. Я не могу ошибиться. Но едут они не с той стороны…
Король вместе с супругой подошел поближе к восточным воротам. Толпа перед ними расступилась.
Когда карета была уже у ворот, все обернулись, чтобы поскорее увидеть неожиданного гостя. Двое часовых подошли к вознице, а третий открыл дверцу. Все замерли в ожидании, и наконец из нее выбрался один-единственный пассажир.
— О, прошу тебя, скажи мне, — едва слышно прошептала молодая королева, обращаясь к мужу, — скажи, что она — не твоя мать!
Но принц ее не слышал. Он устремился вперед, навстречу женщине, которой был обязан всем, но прежде всего — своей жизнью.
Десять дней спустя
Глава двадцать первая
После обеда с семейством Штенцель в их доме на Бельвюштрассе Дортхен предложила вернуться домой пешком через Тиргартен. Сначала Августа отказалась. Она обещала Якобу, что не оставит его больше, чем на два часа. Однако Дортхен проявила решимость. Она напомнила дочери, что у постели Гримма дежурят Рудольф и Гизела, которые собираются остаться там до вечера, контролируя поток друзей, почитателей, коллег по университету и помощников в работе над «Словарем». К тому же Августе необходим свежий воздух: с тех пор как они вернулись из Гессена, она лишь трижды выходила на улицу.
— Твой дядя никуда не денется, — заверила Дортхен, когда они присоединились к большой толпе гуляющих. — Не думаю, что он решится выйти из дома. — А когда Августа бросила на нее огорченный взгляд, Дортхен не удержалась и проворчала: — Ты ведь тоже слышала, что сказал врач! Он хоть и стар, но крепок, просто измотан. Несколько дней в постели — и он вернется за свой стол и снова станет по пятнадцать часов в сутки «колоть дрова». — И словно пожалев о сказанном, совсем тихо добавила: — Как в старые добрые времена.
Они медленно шли по парку к центру города, не теряя из виду купол Дворца,[5] но выбирая узкие тропинки, чтобы не встречаться с группками студентов и девушками-цветочницами. Повсюду были солдаты в форме, а в осеннем воздухе ясно слышались звуки военного оркестра, игравшего на деревянном помосте у пивной. В отличие от Якоба, Дортхен нисколько не возмущало то, что Берлин превратился в казарменный город, в котором приходилось ходить с оглядкой: того и гляди невзначай палашом по ноге заедут. Недаром Бонапарт утверждал, что «Пруссия родилась из пушечного ядра». Но зато это
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.