Последняя сказка братьев Гримм - [49]
— Я еврей, — сдавленно проговорил он. — Я пытался не быть им. Я пытался, но я не мог — с тех самых пор, когда в десять лет я все потерял.
Звук поезда стих. Один из детей вскрикнул, и потом Августа ничего больше не слышала. Она отпустила крышку бюро, и пламя свечи выровнялось. Думаю, мы можем попытаться переделать самих себя. Иногда приходится. Ей хотелось усмехнуться, прогнать мысль о том, что это могло значить. Но вместо этого она начала ломать голову, пытаясь найти причину, почему для Гримма это было серьезным вопросом.
— Ты не хотел, чтобы мы знали? — пробормотала она. — А профессор узнал?
Глаза Куммеля вспыхнули.
— И его это беспокоит? Я не могу поверить, что это может его беспокоить.
— А кого это не беспокоит? Здесь? — Он вздрогнул и махнул рукой, что могло означать Кассель, Гессен или любое другое германское государство. — Вы вышли бы за меня замуж? Думаете, ваша семья позволила бы?
Тут Августа все же рассмеялась:
— Замуж? — Если это и было предложение, то не первое для нее, но точно самое неожиданное, и — если только Куммель ждал ответа — его легче всего было отклонить.
— Я не хотел вас обидеть, — сказал он, — только не вас. — Он снова потряс головой. — Для Дресслеров это важно. Я их знаю. Таких людей. Мне приходилось их встречать. Как только они выяснят, они вышвырнут меня. Так какой смысл мне возвращаться в Берлин? Я поеду дальше. — Он криво улыбнулся. — Есть ведь и другие миры.
— Но ты думаешь, что профессор скажет Дресслерам? С чего бы ему так поступать, если ты этого не хочешь? Если я этого не хочу?
— Потому что это все равно произойдет! — Он подчеркнул последние слова. — Так обстоят дела. Но вы очень добры, фрейлейн. Вы хороший человек. И не только по отношению ко мне. — Он отвел глаза. — Я восхищаюсь вами. Вот почему я не смог просто оставить письмо. Я должен был вас увидеть. — Он поднял глаза, но смотрел мимо нее.
— Но что ты будешь делать? Куда ты пойдешь? — Она почему-то запиналась. — У тебя есть семья?
Глаза их встретились. И в первое мгновение она была рада, что свеча потухла, прервав эту сцену. Его пристальный взгляд пронзил ее. Потерял все, вспомнила она, потерял все.
— Ты не можешь уйти, — пробормотала она, прежде чем он смог вымолвить слово в наступившей темноте, такой же черной, как сердце людоеда. — Ты не можешь исчезнуть. Я не позволю тебе. Останься. Мы поговорим. Мне нужно поговорить с тобой. Не о тебе. Обо мне тоже — о том, почему я привезла сюда профессора…
Она продолжала говорить, но, казалось, комната наступала на нее, и ее вдруг увлекло куда-то в пустоту. Она попыталась вскрикнуть, скорее от облегчения, чем от несогласия, но увидела прямо перед собой его лицо и почувствовала на спине его руки.
Поцелуй был страстным, но еще большее возбуждение она почувствовала, когда прижалась к его загорелой шее, и руки ее скользнули по его плечам. Без разговоров, без слов. Так лучше. Так действовал принц. Дрожащая, она превращалась из камня в живого человека. Но он обнимал ее одной рукой, и когда ее рука скользнула по его руке ниже, она поняла, что он держал ручку чемодана.
— Нет! — взмолилась она, пытаясь разомкнуть его пальцы. — Нет, нет!
Она целовала его шею, по которой пробежал озноб, за ухом, подбородок. Язык ее скользнул по его шее. Но он не отпустил ручку. В темноте каждый звук стал отчетливее. Еще один товарный поезд пронесся в направлении Геттингена, и она услышала мычание животных, сменившееся зловещим сухим щелканьем, которое периодически беспокоило ее с тех пор как они покинули Гарц.
— Скажи мне, — услышала она его голос, — скажи: почему ты привезла сюда старика? Что ты хочешь от него?
— Это безрассудство с моей стороны, — она обеими руками ухватилась за его сюртук. Самый дорогой человек в моей жизни… — Едва ли я самой себе могу сказать. Это только мои мысли, то, о чем я догадывалась в течение долгого времени. Я не знаю. Правда ли это, но у меня есть ощущение, что это правда.
— Скажи.
И тогда она поняла, что пора. Ей нужно было сказать это, отчасти потому что она знала, что не удержит этого человека, и он уйдет; отчасти для того, чтобы заставить его остаться. Но как только эти слова прозвучали, в тишине комнаты особенно громко, рука его ее отпустила.
Он пересек комнату и открыл дверь в освещенный коридор, а она еще раз прошептала слова, которые как будто могли ответить ей или успокоить:
— Я думаю, что он мой отец.
Глава двадцатая
Всю следующую неделю дворец осаждали посланцы с восточных рубежей, изрядно потрепанные и грязные. Войска императора готовились к вторжению, но он еще не давал к тому команды, ожидая ответа принцессы на ультиматум с предложением о женитьбе. Она медлила с ответом, в то время как приготовления к свадьбе с отцом ее детей, а также к двойной коронации были ускорены.
Принц изо дня в день тщательно следил за подготовкой воинов Розового королевства, поражая генералов своим интуитивным пониманием законов стратегии. Каждый вечер он возвращался к невесте и детям, предаваясь радостям семейной жизни. Но для полного счастья ему было необходимо, чтобы приехала мать. Он даже временами посматривал на запад, откуда она должна была появиться, вернуться к нему, в свой истинный дом.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.