Последняя сказка братьев Гримм - [26]
Затем он сделал странную вещь. Не отводя слезящихся глаз от принца, он достал из кармана маленькую глиняную трубку и начал стучать ею, сильно, но беспорядочно, о пряжку туфли. Звук эхом раздавался вокруг, превзойдя, казалось, пение птиц. И этот звук был поразительно похож на тот, который доносился из комнаты матери принца по ночам, когда она сидела за прялкой.
Принц в замешательстве отвернулся, поставил ногу на первую ступень и начал взбираться туда, где его ждала принцесса.
Глава одиннадцатая
Той ночью Гюстхен пришла раньше, чем в Ганау, Штайнау и Марбурге. После приступа в поезде Гримм удивился, что она позволила ему после обеда совсем исчезнуть из вида. Он сидел за столом, когда она вошла, и повернулся на стуле, чтобы оказаться к ней лицом. Как обычно, тщательно вымывшись, он переоделся в серый хлопчатобумажный халат и восточные туфли с загнутыми носами.
Августа с легким щелчком закрыла за собой дверь, ее бледная кожа в свете лампы на комоде казалась полупрозрачной. Она держала старое рождественское издание «Сказок для молодых и старых», принадлежавшее Вилли.
— Ты больше похож на себя, — сказала она. — Цвет лица. Глаза. Ты хорошо себя чувствуешь сегодня? Недомогание прошло?
— Гюстхен, дорогая моя, тебе самой не надо так волноваться. Обычная дорожная болезнь, ничего более.
— Но тем не менее ты не разрешаешь доктору посмотреть тебя!
— Абсолютно незачем! Для чего терять время? — Или, подумал Гримм, предоставлять себя на милость шарлатана, который выкачает из тебя много крови и пропишет бесполезные слабительные.
Когда Гюстхен заставила себя улыбнуться, он вдруг чихнул, потом еще раз. Сморкаясь, поинтересовался, почему она приходит к нему каждый вечер. Ребенком она тоже любила заглядывать к нему, чаще, чем кто-либо из ее братьев. Но даже тогда в его обществе она, казалось, теряла дар речи или, может, необходимость говорить.
— Тебе нравится твоя комната? — серьезно спросила она.
Он махнул рукой на коричневатые стены и массивные дверные ручки с львиными головами. По совету Дортхен она выбрала гостиницу на краю парка Вильгельмсхёэ, к западу от шумного города с его винными погребками и табачными лавками. Он даже видел, как мимо окна пролетали лебеди.
— Уютно, — кивнул он. — Да, вполне уютно.
Поднявшись на ноги, снова чувствуя онемение в правой руке и боку, он дошел до кресла с высокой спинкой подле латунной кровати. Оно было обито красным бархатом, который немного вытерся, и профессор указал на белое пятно на спинке.
— Видишь, — продолжал он, садясь и прижимаясь к спинке затылком, — они сдавали эту комнату людям моего роста! И посмотри на это.
Он вновь встал, немного постоял, чтобы собраться с силами, прежде чем подойти к комоду. Там стояли две маленькие фарфоровые фигурки в одежде восемнадцатого века.
— У нас была такая же пара, у твоего отца и у меня. — Продолжая говорить, он взял головку маленькой статуэтки большим и указательным пальцами и, к удивлению Гюстхен, вытянул ее из шеи. Вернув на место, слегка толкнул ее, и несколько минут фигурка кивала. Мы ткем, мы ткем, размышлял он, до головокружения глядя, как затухают ее колебания. Похоже, эта строчка не собирается оставить его в покое.
Он вернулся за стол, пытаясь скрыть недомогание. Похоже было, будто кто-то методично колет и пихает его в бок, а он не замечает. Ослепительная улыбка Гюстхен выдавала ее тревогу; она не выказывала намерения пожелать ему спокойной ночи и уйти.
— Я почти закончила читать «Сказки», — сказала она тихо.
— А, должно быть, для тебя это развлечение.
Она смотрела мимо, на обитое бархатом кресло.
— Они заинтриговывают меня. Они такие пылкие. Переполнены дикими… эмоциями. — Она улыбнулась, чем-то озадаченная. — Должна признать, что нахожу некоторые из них пугающими, хотя я этого не чувствовала, когда была моложе. Образы; они часто варварские.
— Так нам их рассказали, — Гримм пожал плечами; выражение ее широко открытых глаз подталкивало его продолжить свою мысль. — Возможно, иногда нам не нравилось то, что мы слышали, но мы должны были записывать точно. В конце концов, то, что говорит народ, есть то, что представляет собой этот народ. Но конечно, немецкие варианты некоторых сказок отнюдь не варварские, хотя могли бы такими быть.
Было видно, что для нее это новость.
— Правда? И какие же?
— О, например, «Спящая красавица». — Ее глаза снова расширились. — Наша заканчивается приходом принца: пробуждением и свадьбой. В других вариантах это была лишь середина куда более жуткой сказки. Посмотри французский вариант: Перро, «Красавица в спящем лесу». Губы Гримма шевелились, будто он сам припоминал: война, вынужденное отсутствие принца, мерзкие склонности существа, взявшего бразды правления…
Гюстхен не отвечала. Ее рассеянный взгляд стал напряженным.
— Почему ты вернулась к «Сказкам», Гюстхен? — спросил Гримм.
Она взглянула на него, будто вдруг вспомнила, что он тут; может, она зашла сюда в полусне?
— Мне было интересно читать их там, где ты их собирал. Я думала, это заставит меня иначе взглянуть на них.
— Это было давно, Гюстхен. В другом мире.
— Но ведь то время все еще живо для тебя? — Румянец так ярко проступил на щеках, что ему показалось, она перегрелась. А затем, к своему испугу, он увидел, что у нее дрожит губа.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.