Последняя рукопись - [125]

– Нет-нет, откуда мне знать? Я здесь не жила, Жюлиан потерял память. Какое все это имеет значение?

Колен вытащил блокнот, послюнил палец и перелистал страницы.

– Мне бы хотелось, чтобы мы вернулись именно к двадцать третьему декабря. После выписки из больницы я привез Жюлиана на виллу. Было около трех часов дня… Я воспользовался приездом сюда, чтобы забрать свой бумажник, впрочем, ты ведь и сама помнишь, накануне я забыл его у вас…

Лин молча кивнула.

– …Мы проверили список звонков на телефон Жака. Жюлиан позвонил отцу в… ровно в 15:22. Звонок длился пять минут. Как он сам объяснил, разумеется, чтобы сообщить отцу о своей выписке. Все совпадает.

Он приложил палец к экрану.

– Спустя полтора часа его отец паркуется на побережье залива, напивается и идет топиться. С чего вдруг такой поступок? Почему сразу после выписки сына? Мне это не представляется логичным. Он ежедневно навещал Жюлиана в больнице. На его месте я бы, наверное, приехал сюда, чтобы увидеть вернувшегося домой сына. Я бы не пошел топиться. Зачем ждать выписки Жюлиана, чтобы совершить самоубийство?

– Жак был в неважной форме.

– Да-да, знаю, Жюлиан это часто повторял. Судя по упаковкам от лекарств, обнаруженным у него дома, и токсикологическим анализам, он, очевидно, проходил курс лечения от депрессии. Но… в тот день его что-то глубоко взволновало, до такой степени, что он скончался. Похоже на самоубийство. Понимаешь, мне необходимо разобраться, потому что вся эта история не отпускает меня. Не хочешь помочь мне заполнить пустоты между моментом, когда я привез Жюлиана сюда, и временем, когда на видео появляются фары? Если память мне не изменяет, когда мы приехали, тебя не было дома, ты не встречала Жюлиана. Не припомнишь, в котором часу ты вернулась?

Лин поднялась, чтобы налить себе виски и таким образом выиграть время. Отрицательно покачав головой, Колен отказался от предложенного ему стакана. Двадцать третье… двадцать третье… Что же она делала? Ах да, ехала из Реймса, где, угрожая оружием психиатру, получила информацию о Джордано. Она вспомнила, что солгала Жюлиану, и повторила то, что сказала тогда мужу.

– Я возвращалась из Парижа, все те же чертовы проблемы с моим издательством насчет плагиата… Думаю, я оказалась на вилле часам к четырем, максимум к половине пятого. Помнится, я очень удивилась, увидев сидящего в кресле Жюлиана. С этого момента мы с ним не расставались.

– Ты уверена?

– Совершенно.

Колен поджал губы, что-то записал и резко захлопнул блокнот. Затем внимательно, не моргая, посмотрел на нее. Его глаза тускло блеснули, а лицо застыло и посерело, как у человека, внезапно узнавшего, что от него уходит жена.

– Понимаю…

Он поднялся и молча, даже не взглянув на нее, убрал компьютер. Именно в этот момент Лин поняла: он знает, что она говорит неправду, что она не ездила ни к какому издателю. Конечно, он туда звонил и красным отметил в своем поганом блокноте: «Где была Лин все те разы, когда утверждала, что она у издателя? Почему она лжет?» Лин проглотила виски, надо чем-то заняться, чем-то заполнить мертвую тишину, в которую ее погрузил сыщик. Зачем он пришел, один, со своим видео? Почему устраивает ей очную ставку? Ей, а не Жюлиану? Может, он хочет дать ей шанс признаться? Неужели теперь он подозревает ее? И ее тоже?

Она проводила Колена до двери. Он повернулся к ней:

– Оставь эту фотографию у себя. Очень возможно, что завтра я вернусь задать вопросы Жюлиану. Если он захочет мне позвонить – если кто-нибудь из вас захочет, – звоните без колебаний. Что-то в этой истории от меня ускользает, есть какие-то лакуны, которые мне не удается заполнить, но знаешь, я вроде прилива. Мне потребуется время, но все эти дыры рано или поздно заполнятся. До свидания, Лин.

Уткнувшись носом в воротник, он развернулся и побежал к машине. Лин заперла дверь, привалилась к ней спиной, сделала глубокий вдох, схватила рамку с фотографией и задумалась о прятавшейся в кустах фигуре.

Потом она бросилась в гараж и порылась в бардачке своей машины, чтобы поискать там талон за проезд по платной дороге от Реймса до съезда в десяти километрах от Берка 23 декабря. На талоне было указано время 18:48, приблизительно час после утопления. Теоретически Жюлиан мог успеть вернуться по пляжу пешком. Быстрым шагом от русла Оти не больше получаса ходу. Из-за прилива он должен был бы воспользоваться мостом, пройти по дороге, огибавшей лес, и вернуться южнее, по песку.

Но что это могло значить? Что перед тем, как Жак утонул, Жюлиан находился возле него в машине? А кто еще?

Лин накинула на плечи плед и уселась в кресло перед камином. Ей никак не удавалось согреться. Огромные окна выходили в кромешную тьму, дом казался ей кораблем, дрейфующим в бескрайнем ледяном пространстве.

У Жака была неустойчивая психика. Возможно ли, что Жюлиан поддержал его желание броситься в залив? Но как можно толкнуть человека на смерть? Угрозами? Словами? На видео Жак плакал. Слова могли ранить его. Но какие весомые слова мог бы произнести страдающий амнезией человек, чтобы принудить другого к самоубийству?

Разве что Жюлиан не потерял память. Или она к нему вернулась.