Последняя роза Шанхая - [7]

Но это был самый прекрасный город во всем мире. Здесь не было ни отвратительных флагов со свастикой, ни проклятых нацистских мундиров, ни немцев, угрожающих ему арестом. Оккупированный Шанхай являлся единственным портом, открытым для евреев, единственным городом, который принял его без въездной визы. Этот город был его мечтой, а Берлин – ночным кошмаром. Он не собирался возвращаться до тех пор, пока Гитлер не падет.

– Эрнест! Где ты был? – Мириам выглянула с верхней койки, покусывая ремешок своей шапки-ушанки. Эту бежевую шапку из овечьей шерсти она выбрала себе на океанском лайнере в качестве сувенира. Шапка была мальчишеской, но ей она понравилась.

– Я думал, ты спишь. Я ходил искать работу.

– Нашел что-нибудь? – Огромные глаза Мириам засветились надеждой. – Я голодна, и смогла бы съесть дюжину пфанкухенов[1].

– Пока нет. Но не переживай, я найду работу. – И когда это произойдет, он сможет купить ей все, что она захочет. Двенадцатилетняя Мириам была замкнутой девочкой. Он играл с ней в волчок, когда она была совсем маленькой, и тащился по колено в снегу, чтобы купить ей пфанкухенов – ее любимый завтрак. После Лии он поклялся, что будет хорошо заботиться о Мириам.

– Эрнест, Комитет Комора искал тебя, – сказала Мириам невинным голосом, в котором звучали нотки страха, они начали проявляться с момента их отъезда из Берлина.

– Они сказали, что наши койки будут переданы прибывающим беженцам. Нам нужно съезжать. У нас есть пять дней.

Комитет, добровольческая благотворительная группа, организованная местными евреями, подобрала их на пристани и привезла в это здание, приемный центр. Ему казали, что их пребывание будет временным. Но пять дней…

Эрнест повернулся на бок и положил голову на руку. Внезапно его охватила усталость, и все мужество и оптимизм, которые он изображал на океанском лайнере, испарились. Он закрыл глаза. Это просто усталость. Ему просто необходимо было хорошенько выспаться.

На следующее утро он чувствовал себя еще хуже. Голова раскалывалась, ноги ужасно болели, и, слушая бесконечный шум и нескончаемые жалобы вокруг, его накрыло волной пессимизма – ему никогда не найти работу в этом городе. В конце концов он встал и порылся в чемодане в поисках зубной щетки и пасты с океанского лайнера, проведя руками по своим пожиткам: драгоценному фотоаппарату фирмы «Лейка», ручке «Монблан», стопке нотных листов, которые он вытащил из-под ботинка члена молодежной организации «Гитлерюгенд», их с Мириам одежде и паре перчаток, которые упаковала его мать.

Очередь в туалет была длинной. Многие люди с мрачными лицами держали в руках фляги и жестяные коробки, чтобы наполнить их водой. В отражении оконного стекла Эрнест увидел свое собственное заросшее щетиной лицо, с таким же выражением отчаяния, как и у всех остальных. Он отвернулся, желая, чтобы очередь двигалась быстрее, поскольку его мочевой пузырь был полон. Но прорваться без очереди было совершенно исключено. И вот, в течение долгого часа он неподвижно стоял, затаив дыхание, пока его мочевой пузырь расширялся, наполняясь еще больше и вызывая боль. Кто знал, что, сбежав от войны в Европе, он столкнется с такими человеческими страданиями? И на что бы только он ни согласился ради свободной кабинки, чтобы облегчиться! Когда он уже был уверен, что умрет недостойной смертью от разрыва мочевого пузыря, настала, наконец, его очередь воспользоваться туалетом.

Он мог поклясться Богом, что это был самый блаженный момент в его жизни – расслабиться, выпустить каждую каплю, которая причинила ему столько боли. Облегчившись, он стоял у умывальника, чтобы вымыть руки, и ему казалось, что он заново родился – новый человек, освобожденный от бремени, неуязвимый. Он начал напевать себе под нос.

– Вот как. Шопен в общественной уборной, – пробормотал рядом с ним старик в фетровой шляпе.

Эрнест широко улыбнулся.

– Мы с вами не встречались на океанском лайнере, сэр? Меня зовут Эрнест Рейсманн.

– Карл Шмидт. Вы уже готовы убраться отсюда? Здесь так многолюдно.

– Как только найду работу. – Эрнест выдавил немного зубной пасты и начал чистить зубы. Он рад был бы поболтать еще немного, но люди позади него ожидали своей очереди к умывальнику.

– Чем вы занимаетесь? Вы – пианист?

– О, нет. – Он сохранил свои партитуры, все еще помнил, как играть «Ноктюрн до диез минор» Шопена по памяти, но он забросил игру на фортепиано много лет назад. Сейчас мистер Шмидт заставил его задуматься. Несомненно же люди в Шанхае слушали музыку?

– Могу я одолжить вашу зубную щетку, Эрнест? Я верну ее вам. Мою украли. Да, мою зубную щетку! Никому тут не доверяйте. Люди в полном отчаянии, – сказал старик.

Эрнест быстро дочистил зубы и протянул свою единственную зубную щетку старику.

– Вот возьмите, мистер Шмидт. Пожелайте мне удачи. На самом деле, я пианист.

Глава 6

Айи

Я настороженно остановилась у вращающейся двери, осматривая вестибюль, откуда сбежала несколько дней назад. В памяти всплыли воспоминания о нападении и аресте голубоглазого мужчины, и меня передёрнуло. Затем я увидела британца, который, прихрамывая и опираясь на украшенную серебром трость, направился прямо ко мне.