Последняя пристань - [40]

Едва с палубы скинули трап, как по нему на берег сбежали Сапрыкин и гепеушник Крутых.

— Где Канунников? — тут же спросил Сапрыкин.

Голос его уже не хрипел, шея не надувалась от напряжения, как прежде. На его ногах были все те же парусиновые сапоги с галошами.

— Пароход уехал встречать, — сказала Наталья.

— Давно?

— Ишшо утром.

— Поднимемся-ка наверх, — обратился к Наталье Крутых и взял ее под руку, помогая взобраться на берег.

Наталья удивилась этой вежливой, но настойчивой просьбе и послушно пошла с чекистом. На берегу он еще крепче взял ее за локоть и, нагнувшись к уху, спросил:

— Нахапьев давно у вас был?

Наталья посмотрела на него широко открытыми глазами и попыталась высвободить локоть. Но Крутых крепко держал ее за руку.

— Давно был, я спрашиваю? — повторил он.

— Чего ты ухватился за меня? — начала сердиться Наталья. — Откуль мне знать твоего Нахапьева.

— А Гнедых знаешь? — спросил чекист и Наталья поняла, что Нахапьев — это тот самый Федор, который приезжал к ним вместе с Гошкой.

Теперь у нее уже не было сомнений в том, что они что-то натворили. И еще она поняла — отрицать свое знакомство с Гошкой — бесполезно. Ведь он тоже из Оленихи, Крутых может это узнать и без нее. Но, боясь быть замешанной в Гошкиных делах, она решила скрыть от Крутых часть правды. Не говорить ему, что они были здесь всего три дня назад.

— Гошку, что ли? — спросила она, словно не уяснила себе суть вопроса.

— Ну да, из Оленихи, — сказал Крутых.

— Знаю, как не знать?

— С кем он у вас был, с Нахапьевым?

— С дружком каким-то. Фамилию я не спрашивала.

— А муженек твой где?

— Я же сказала, пароход уехал встречать.

Крутых уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но в это время до него донесся гудок парохода. Он отпустил локоть Натальи и повернул голову. Пароход подавал непрерывные короткие гудки.

— Что-то случилось, — крикнул чекисту Сапрыкин. — Надо ехать туда.

— Ладно, я еще вернусь, — сказал Крутых Наталье и спустился к катеру.

Федора Нахапьева сибирская ЧК разыскивала давно. Он был из очень зажиточной крестьянской семьи. На германской войне за особую храбрость был отмечен Георгиевским крестом, но революцию не принял. Гражданскую войну провел в отряде атамана Кайгородова, действовавшего в Горном Алтае. Нахапьев участвовал во всех стычках Кайгородова с красными, поэтому его знали во многих селах.

После войны, скрываясь от ареста, он осел сначала в Бийске, затем в Барнауле, справедливо считая, что в большом городе легче затеряться. Но на работу устраиваться не стал, боялся, что могут узнать. Жил у проституток. Днем спал, вечером выходил грабить, так как другого способа заиметь деньги у него не было. Иногда выезжал в села на крупные ярмарки. На одной из них в Усть-Чалыше познакомился с Гошкой Гнедых. У того не было особых счетов с советской властью, но их быстро сдружила любовь к выпивке и чужим бабам. Осторожный Нахапьев постепенно втянул Гошку в свои дела. Гнедых не участвовал в самых дерзких разбоях, но нередко выводил Нахапьева на мужиков, удачно барышнувших на ярмарке.

В Усть-Чалыше судьба свела Нахапьева с Никитой Нечипоренко, еще недавно считавшемся самым богатым человеком Причалышья. Фамилия Нечипоренко стояла первой в списке людей, подлежащих раскулачиванию. Каким-то образом он узнал об этом. Уложил в мешки самые ценные пожитки, запряг лучшую пару лошадей и ночью исчез из деревни. Но перед тем, как взяться за вожжи, поджег усадьбу вместе с домом и скотным двором. Погоняя лошадей, все время оборачивался на отсветы пламени и плакал от жалости за погибавшее в огне добро. Наживать его приходилось долго и трудно. С тех пор он постоянно мстил советской власти. Нынешней весной вместе с Нахапьевым они сожгли несколько колхозных амбаров.

Расследуя два последних пожара, Крутых вышел на след Нахапьева. Ему удалось нащупать и связь его с Гошкой. Окурок, подобранный чекистом у дома Евдокима, оказался свежим. Из него еще не выветрился запах табака. Папиросы назывались «Пушка». Оставалось выяснить, курит ли их кто-нибудь на катере.

Возвратившись со Спиридоном Шишкиным в Луговое, Крутых заново опросил многих людей. И снова ему удалось напасть на маленький след. Один из колхозников сказал, что в ту ночь, когда сгорел амбар с хлебом, он видел на окраине села двух верховых. Рассмотреть их он не мог, они были слишком далеко. Но хорошо помнил, что один из них курил. Тогда он принял их за своих, а сейчас начал сомневаться.

Крутых пошел вместе с колхозником на то место, где стояли всадники. Обшарил на коленях всю землю в округе и нашел выцветший от воды и солнца окурок. Это были все те же папиросы «Пушка». Во всем Луговом не нашлось человека, курившего папиросы. Здесь пользовались только самосадом.

Не нашлось такого и на катере. Матросы курили махорку, Сапрыкин и Овсянников не курили вообще. И Крутых понял, что ему нужно возвращаться к Канунникову. Именно в его доме лежал ключ к истории с двумя одинаковыми окурками, а, возможно, и к распутыванию всего клубка с пожарами. Признание Натальи в том, что у них были Нахапьев с Гошкой прояснило для него почти все. Оставалось выяснить роль Евдокима.