Последняя пристань - [26]
Обед у Овсянникова был скромный. Хозяин катера высыпал из чугунка в железную чашку картошку в мундирах, поставил баночку с крупной солью и бидон молока, которым, по всей видимости, разжился в Луговом. Тут же в каюту, грохоча сапогами по железным ступенькам, скатились капитан с мотористом и палубным матросом.
— Может, рыбки принести? — оглядывая стол, осторожно предложил Евдоким. — Надысь елец хорошо попался, уже усолел.
Капитан вопросительно посмотрел на Овсянникова. Тот взял в руки горячую картошку, покатал ее на ладонях и произнес:
— Чего вы на меня так смотрите? Пусть Мишка сбегает.
Белобрысый матрос с белыми, выцветшими ресницами опрометью кинулся из каюты.
— Ведерко захвати! — уже вдогонку крикнул ему Овсянников.
Кованные сапоги застучали по железу палубы, слышно было, как под тяжестью матроса заскрипел трап. Через минуту палуба заскрипела снова и Мишка показался в дверях каюты. В руках у него было полное ведерко соленых ельцов. Наталья не поскупилась и наложила их с верхом. Мужики молча приступили к еде.
Канунников все ждал начала разговора. Он понимал, что пригласили его сюда не для того, чтобы составить застольную компанию. Из головы не выходили Гошка с Федором. Если они напакостили где-то, к ответу могут привлечь и его. Скажут — укрывает преступников. Евдоким скользил взглядом по лицам людей, сидевших за столом. Команда, казалось, настолько увлеклась обедом, что не замечала сидящего за столом постороннего человека. Между тем, ни к картошке, ни к рыбе он не притронулся. Это заметил лишь Овсянников.
— Ты чего не ешь? — спросил он, пододвигая чашку. — Бери картошку. Она у нас не хуже твоей рыбы.
Овсянников достал картофелину, положил перед Евдокимом. Очистил свою, разрезал на ломтики, посыпал солью. Поднял глаза на Евдокима и сказал без перехода, словно продолжая начатую мысль:
— Бакенщика на этом месте хотим посадить. — И начал есть картошку, запивая ее молоком.
Евдоким, будто не слыша, о чем идет речь, достал кисет и начал скручивать цигарку, нарочито тщательно слюнить бумажку. У самого, между тем, в голове крутилась только одна мысль: если возьмут в бакенщики, значит ни Зиновьев, никто другой уже не могут стронуть его отсюда.
— Чего молчишь? — в упор глядя на него, спросил Овсянников. — Ведь речь идет о тебе.
— Не молчу, думаю, — медленно произнес Евдоким.
— Негоже мне единоличника покрывать, но выхода нету, — глядя на Евдокима, сказал Овсянников. — Пока найдем человека, привезем его сюда, обустроим, потеряем время. А оно сейчас дороже золота. Утешаю себя тем, что хоть какую-то пользу государству приносить будешь.
Последняя фраза задела больное место в душе Евдокима. Неопределенность положения терзала его все больше. Особенно часто он стал задумываться над этим после поездки в Луговое. Он уже начал понимать, что одинокая жизнь на берегу — лишь отсрочка выбора, который надлежало сделать. Причем, времени на это у него оставалось все меньше и меньше. Сейчас Овсянников щедро протягивал руку помощи.
— Что делать надо? — спросил Евдоким, положив за ухо так и не прикуренную самокрутку.
— Дел много. — Овсянников перестал есть, положил руки на стол. — Постоянно следить за глубиной фарватера, каждый день зажигать и гасить бакены, когда надо, переставлять их с места на место. Главная задача — обеспечить судоходство, следить, чтобы пароход не сел на мель. За это можно в тюрьму пойти.
— Меня пугать не надо, — произнес Евдоким. — Я пуганый.
— Я не пугаю, я подчеркиваю, насколько это ответственно. — Овсянников отодвинулся от стола. — Глубину на перекатах надо начинать мерить сегодня. Там, где мелко, воткнешь тычку. На конец пучок сухой травы привяжешь. Чтобы видно было — пароходу с баржей соваться сюда нельзя. Наименьшая глубина — полторы сажени. Начнет вода падать — будешь переставлять тычки. Фарватер — главное русло, значит, должен быть обозначен точно. Через несколько дней придет обстановочный катер, привезут тебе бакены, лампы и керосин. Тогда объяснят все еще подробнее.
— Тут вроде и объяснять нечего. — Евдоким даже удивился, что работа бакенщика оказалась настолько простой. На то, чтобы освоить ее, много времени не потребуется.
— Ты мужик смекалистый. Я о тебе с Зиновьевым говорил. Чья это лодка лежит? — неожиданно спросил Овсянников и кивнул на иллюминатор.
— Моя, — ответил Евдоким, почувствовав, как упало сердце.
— У тебя ведь одна была?
— А, вторая-то? — прикинулся непонимающим Евдоким и в душе его снова проснулось гадкое, давящее чувство неуверенности в себе. — Знакомый из Лугового поохотиться приехал. — И Канунников понял, что этим ответом отрезал себе всякое отступление.
Но Овсянников не стал задавать больше вопросов. Вскоре катер, тарахтя, отвалил от берега. Овсянников еще раз сказал Евдокиму, чтобы он как можно быстрее измерил глубину на перекатах и установил тычки. Пароходы должны пойти не сегодня — завтра.
Проводив катер, Евдоким сел на борт лодки, достал из-за уха цигарку. Неторопливо высек из кресала огонь, прикурил. И уставился на Чалыш, словно только сейчас увидел эту реку. Она дышала неукротимой силой и была неостановима, как день и ночь, как смена времен года. Как новая жизнь, что брала разбег по обе ее стороны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести «Леший» показаны романтика и героизм геологов, открывавших нефтяные и газовые месторождения Западной Сибири, и рассказано о дальнейшей судьбе этих открытий. Книгу с полным правом можно назвать документальным свидетельством последних десятилетий нашей эпохи.
По поручению Ленина чрезвычайный комиссар советского правительства Яковлев ищет пути доставки императора Николая II и его семьи из Тобольска в Москву, понимая, что уральские чекисты не пропустят его через Екатеринбург. Это история трагических, последних дней российского самодержца. Роман основан на подлинных исторических документах, с психологической точностью воссоздавая портреты главных героев.
Остросюжетная мелодраматичная повесть о первой любви и неизменной хрупкости этого чувства при столкновении с суровой реальностью.
В повести Станислава Вторушина «Такое короткое лето» рассказывается о внезапно возникшей любви, которая сделала двух незнакомых людей самыми близкими на свете.
Советские пограничники первыми приняли на себя удар, который обрушила на нашу страну гитлеровская Германия 22 июня 1941 года. Стойко обороняли родную землю. Охраняли тыл действующих армий. Вдали от фронта, в Средней Азии, цели борьбу против гитлеровской агентуры, срывали провокационные планы, угрожающие национальным интересам СССР. Преодолевая яростное сопротивление скрытых и явных врагов, восстанавливали государственную границу, когда война откатывалась на запад. Мужеству и героизму советских пограничников во время Великой Отечественной войны посвящён второй выпуск сборника «Граница».
Эдит Уортон (Edith Wharton, 1862–1937) по рождению и по воспитанию была связана тесными узами с «именитой» нью-йоркской буржуазией. Это не помешало писательнице подвергнуть проницательной критике претензии американской имущей верхушки на моральное и эстетическое господство в жизни страны. Сравнительно поздно начав литературную деятельность, Эдит Уортон успела своими романами и повестями внести значительный вклад в критико-реалистическую американскую прозу первой трети 20-го века. Скончалась во Франции, где провела последние годы жизни.«Слишком ранний рассвет» («False Dawn») был напечатан в сборнике «Старый Нью-Йорк» (1924)
Кристина не думала влюбляться – это случилось само собой, стоило ей увидеть Севу. Казалось бы, парень как парень, ну, старше, чем собравшиеся на турбазе ребята, почти ровесник вожатых… Но почему-то ее внимание привлек именно он. И чем больше девочка наблюдала за Севой, тем больше странностей находила в его поведении. Он не веселился вместе со всеми, не танцевал на дискотеках, часто бродил в одиночестве по старому корпусу… Стоп. Может, в этом-то все и дело? Ведь о старом доме, бывшем когда-то дворянской усадьбой, ходят пугающие слухи.
Дмитрий Натанович Притула (1939–2012), известный петербургский прозаик, прожил большую часть своей жизни в городе Ломоносове. Автор романа, ряда повестей и большого числа рассказов черпал сюжеты и характеры для своих произведений из повседневной жизни «маленьких» людей, обитавших в небольшом городке. Свою творческую задачу прозаик видел в изображении различных человеческих качеств, проявляемых простыми людьми в условиях непрерывной деформации окружающей действительностью, государством — особенно в необычных и даже немыслимых ситуациях.Многие произведения, написанные им в 1970-1980-е годы, не могли быть изданы по цензурным соображениям, некоторые публикуются в этом сборнике впервые, например «Декабрь-76» и «Радикулит».
