Последняя песня [Спой последнюю песню Вальдизи] - [3]

— Прецедент? — резко переспросил аббат.

Невысокий мужчина утвердительно кивнул, окутанный облаком дыма:

— Да. Я имею в виду догму, официально принятую во времена правления короля Халброса Первого и гласящую, что Троэллет и Тлолувин — суть тождественные представления принципа зла. Во времена монархии никто не считал подобную доктрину еретической, хотя древние верования безусловно разделяли этих повелителей демонов.

Аббат задумался.

— Интересная мысль, — неохотно согласился он, — хотя множественность воплощений зла официально признана нашим учением. Однако к данной ситуации ваши доводы применить нельзя. Существует один-единственный истинный принцип добра, истинно верующие почитают его в облике Тоэма. Могу я поинтересоваться, господин?..

Седобородый выдохнул еще одно облако дыма:

— Я — Клесно, из имперского университета в Хрозанти. Я услышал, как вы предложили начать теологический диспут, ваше преосвященство. Перспектива ученого спора обещает мне избавление от скучного вечера в забытой Богом таверне. Могу ли я присоединиться к вашей беседе?

— Клесно? — Аббат был удивлен. — Разумеется. Я очень много о вас слышал. Присоединяйтесь, прошу вас! Что привело столь известного ученого в сии унылые места?

Клесно улыбнулся в знак признательности:

— Я тоже направляюсь в Радер. До меня дошли слухи, что среди древних развалин обнаружены некие наскальные письмена. Если это действительно так, то я бы хотел их скопировать для изучения и сравнения с другими наскальными надписями, уже имеющимися у меня в коллекции.

— Значит, вы действительно собираетесь дополнить труд Нентали «Толкование древнейших каббалистических знаков»? — спросил священник в сером клобуке.

Клесно возмущенно приподнял густые брови:

— Разъяснить, а не дополнить, преподобный Каллистратис. Я вижу, что вы тоже прекрасно осведомлены в этой области. Вечер и впрямь предвидится интересный.

— О, пожалуйста, ученые господа, — передразнил их донесшийся из угла комнаты насмешливый голос. — Не утомите нас до смерти столь возвышенным спором.

— Заткнись, Хеф! — прервал его грубый бас. — Тебя ждет смерть более интересная, чем от скуки, когда мы доберемся до Радера!

Послышался непристойный ответ, затем глухой удар. До сидящих за столом донесся звон цепей и приглушенные проклятия.

— Ранвиас, сын сифилисной шлюхи, ты едва не выбил мне зуб! Смелый сукин сын — избивать закованного в цепи человека!

— Перед тем как ты оказался в цепях, у нас были равные шансы, Хеф, — проворчал Ранвиас. — Вскоре после того, как мы окажемся в Радере, тебе никогда уже больше не понадобятся зубы.

— Посмотрим, Ранвиас. Мы еще поглядим, кто кого. Мне и раньше встречались хитрые ублюдки, охочие до денег, но не один из них так и не дожил до того, чтобы пересчитать золотые, что обещаны за мою голову.

Клесно указал на двух мужчин, сидящих в углу зала. Один из них, высокий воин с тяжелым подбородком и поседевшими волосами, был одет в зеленую тунику рейнджера. Другой, его пленник, — худощавый мужчина с узким лицом и грязной желтой бородой — был обладателем невинных голубых глаз, слишком невинных для человека, скованного по рукам и ногам.

— Вон тот — это Сумасшедший Хеф. Молва о нем, должно быть, докатилась и до вас, глубокоуважаемые господа. Выглядит совсем безобидно, но я сомневаюсь, что все молитвы вашего духовенства смогли бы очистить его душу от совершенных им жутких преступлений. Мы говорили о нем как раз перед вашим приходом. Этот воин, в конце концов, нашел дорогу к пещере, в которой было логово Хефа. Если он теперь сможет сделать то, что не удалось пока ни одному смельчаку — довезти бандита до города и сдать властям, то городскому палачу в Радере предстоит тяжелая работенка.

Откуда-то с верхнего этажа трактира донесся женский крик.

Священник поднялся было с кресла, но замер на полдороге, заметив, что никто не обращает на стоны ни малейшего внимания.

Вопль, полный боли, снова разнесся по обшитым деревом коридорам трактира, по узкой деревянной лестнице, ведущей вниз.

Кто-то захлопнул дверь у лестницы, заглушая крики.

Двое других путешественников посмотрели друг на друга. Один из них, весь заплывший жиром, молча пожал плечами и продолжал поглощать яблочный пирог. Его менее тучный товарищ задрожал и в отчаянии уронил голову на руки.

— Господи, когда же это кончится? — простонал он.

Толстяк вытер замасленные губы и потянулся за очередным куском пирога.

— Выпей вина, Дордон, оно хорошо успокаивает нервы.

Пассло тронул священника за плечо:

— Не волнуйтесь, преподобный Каллистратис. Наверху рожает молодая жена торговца. Нет причин для беспокойства. Как видите, муж невозмутим. Только его брат кажется слегка взволнованным.

— Этот кусок жира — просто недоумок! — усмехнулся Клесно. — Думается, его мозги давно уже сгнили от сифилиса. Жаль только его жену — бедное дитя! Если бы наш хозяин не послал к ней служанку, этот дегенерат, несомненно, оставил бы ее рожать в одиночестве.

— Таинство рождения, — нравоучительно сказал аббат, — при котором боль есть счастливая обязанность.

Тем временем трактирщик разложил на столе разделочные доски и буханки черного хлеба. Следом за ним появился смуглый карлик, единственный слуга, которого священник увидел в трактире. В коротких, но крепких руках он нес огромное блюдо с жареным мясом, которое подносил каждому гостю, чтобы тот мог выбрать себе кусок по вкусу. Толстый торговец нетерпеливо заворчал, когда увидел, что карлик остановился сперва перед столом, за которым сидели аббат и два его собеседника.