Сказывают, есть такая история о неких разбойниках, что укрылись под деревом и, когда темнота и буря накрыли их, они собрались у костра и сказали своему главарю: «Расскажи нам сказку, так мы скоротаем ночные часы в этом безлюдном месте», и их главарь обратился к ним: «Однажды некие разбойники укрылись под деревом и, когда темнота и буря накрыли их, они собрались у костра и сказали своему главарю: „Расскажи нам сказку, так мы скоротаем ночные часы в этом безлюдном месте“, и их главарь обратился к ним: „Однажды некие разбойники укрылись под деревом…“
* * *
Темнее сгущающихся сумерек, тысячерукие ветви огромного баньяна качались и шелестели под ветрами бури. За пределами их полога ударила о голые камни дробь зачинающегося дождя, выхлестывая из хмурых туч, наплывавших на них через пустынную равнину, словно множество лучников вели пристрелочный огонь.
Кто-то разжег костер. Когда занялись сырые ветки, затрещало и зашипело желтое пламя; серый дым просачивался сквозь кровлю ветвей баньяна и развеивался ветрами. Возле костра собралось немногим больше десятка — преступники и изменники, чья грязная броня и разношерстное оружие свидетельствовали о тяжелом и кровавом ремесле.
Под баньяном, стиснутым столбовидным сплетением собственных ветвей и корней, поместилась бы еще сотня. Произрастая в течение бесстрастных веков вверх и вширь, дерево простирало ветви и зарывалось корнями. Позади, — вдоль тропы, которой шли преступники, — лежали многие мили сплошного тропического леса. Далее, — в направлении, куда лежал их путь, — тянулась совершенно пустынная равнина во много миль шириной. Под серым занавесом надвигающейся бури виднелась стена леса, окаймлявшего дальние границы равнины.
По опоясанной джунглями равнине, где веком ранее лежали тщательно возделанные поля, крался молодой лес, продирался через расплющенные камни и груды разбитой кладки там, где некогда возвышался великий город. Город, ни стен, ни башен которого не сохранилось; настолько полным было его разрушение, что едва ли хотя бы один камень остался стоять на месте. Это была панорама совершенного истребления — пустыня обрушенного камня и изуродованной огнем кладки. Прошло более века, и лишь кустарник, лоза и вторичный лес вторглись в руины. Пройдет более века, прежде чем последняя насыпь, оставшаяся от разбитой стены, исчезнет под натиском леса.
Они собрались у костра, сбросив изношенную одежду, вытащив все, что требовалось для приготовления ужина. Три, или, быть может, четыре дня пути, — и их главарь обещал им добычу большую, чем они сумели бы унести. Этой ночью приятные перспективы к привычной предвкушающей болтовне не привели. Люди беспокойно взирали на надвигающуюся бурю, хмуро разглядывали равнину с руинами, возле которой стали лагерем. Ибо то были руины Андалара Проклятого, и ни один человек не желал задерживаться в этом месте.
— Величайший город этой страны, — задумчиво пробормотал один. — Теперь тут нет ничего, кроме разбитого камня и гниющих костей. Здесь нет теперь даже объедков, способных привлечь стервятников.
— Когда-то объедки здесь были в таком изобилии, о каком вы только смели бы мечтать, — заметил другой. — Андалар был самым гордым городом в мире.
— И боги разрушили Андалар за его гордыню, — протянул третий, не так насмешливо, как сказал бы это в любом другом месте. — Я слышал что-то такое.
— Я слышал несколько сказок, — заявил первый разбойник. — Кажется, ни одной уже не помню.
— Я помню, — пробурчал их главарь.
— Ты в самом деле знаешь сказку о судьбе, постигшей этот город? Пожалуйста, расскажи нам эту сказку.
Главарь рассмеялся, будто бы в ответ на острую шутку, и начал.
* * *
Известия о смерти короля Андалара не стали неожиданными для Кейна. Луйстерену VII было немногим меньше восьмидесяти. Поначалу эта новость вовсе не явилась для Кейна трагическим ударом; ведь он сам принял определенные меры, гарантирующие, что девятый десяток правитель Андалара не разменяет никогда. Было хорошо известно, что Кейн, верховный министр Андалара, был большим любимцем дряхлого слабоумного наследника короля и, хотя это было известно не так хорошо, младшая жена короля, Хаин, была большой любимицей Кейна.
Когда по дворцу пронеслись первые пронзительные слухи о надвигающейся смерти Луйстерена, а над темными улицами города завыли набатом траурные трубы жрецов Ингларна, Кейн улыбнулся, наполнил золотую чашу и молча осушил в память о покойном. Смерть короля наступила на несколько месяцев раньше, чем требовали его планы. Может быть, ему следовало назначать порошки более умеренно или, возможно, сердце престарелого деспота просто задохнулось своей пыльной кровью. Как бы то ни было, Луйстерен VII умер. Положение
Кейна было надежным. Когда любимый сын короля взойдет на трон под именем Миддосрон III, новый король будет весьма доволен тем, что дела Андалара ведет Кейн, чего тот и желал.
Кейн допил бренди, откинул массивное тело на спинку кресла и погрузился в размышления о прошедшем годе. То был стремительный, даже по меркам Кейна, взлет к власти, но тогда Андалар представлял из себя плод, созревший для сбора, и Кейна мало волновало, что его путь оказался настолько шаблонным, что получился скучным.
![Последний из рода [Закат двух солнц]](/storage/book-covers/6b/6bd8cb53d61e6c2ebdf6049bc5a94ce472bd5f5e.jpg)
