И подошла пора уезжать. Обошел всех, кто жил еще в Юрге, прощаясь. Собрал рюкзак, и мы пошли с Савелием, я — к своей усадьбе, он — к леснику за лошадью, отвезти меня до Каврушей — оттуда машина уходила до узкоколейки. В избу заходить не стал. Закрыл наглухо ставни, забил теми же досками сенную дверь. Сходил в баню, взял ковш, от крыши сеней отломил кусок замшелой тесины. Положил в рюкзак и сидел в ограде на колодезном срубе, пока не подъехал Савелий.
Проехали мост, свернули на дорогу. Избу скрыло, я это спиной почувствовал. Выбрались за деревню, я слез с телеги, дождался, пока Савелий отъедет за кусты, повернулся и простился с Юргой.
До Каврушей доехали скоро, на въезде остановились.
— Ну что, Савелий, простимся. — Я положил на траву рюкзак.
— Матери поклон не забудь. — Старик стоял возле подводы, не зная, что делать с вожжами. — На будущий год приедешь попроведать, Егорыч? Приезжай.
— Не знаю… Нет, видимо…
Хучь поздравление какое напиши с праздником. Все память.
— Обязательно напишу.
— Ну, все.
Старик шагнул, обнял меня.
— Не забывай нас, Егорыч. Старые мы уже.
И заплакал.
Заплакал и я. Пошел от телеги и все укорачивал шаг. Оглянулся, старик стоял возле лошади, в левой руке вожжи, правая приподнята — благословлял будто.
