Последняя крепость империи - [4]

Вывели во двор, под яркое палящее солнце. Дым от горящих домов, смрад горелого мяса, несколько зарубленных и заколотых тангутов, один с разорванным животом ещё корчится под стеной, никто на него не обращает внимания. Кровь вперемешку с пылью. Война.

Провели на тыльный двор. Сиантоли узнал — тюрьма. Теперь в ней уцелевшие хозяева дворца. В яме под решёткой плотно набиты люди низкого достоинства. Им тесно, жарко, многие в крови, стонут. Сиантоли, к счастью, провели мимо, в постройку. Там были камеры для людей более высокого ранга. Развязали, втолкнули в помещение с дырой в потолке. На земляном полу солома. Это хорошо. Опустился, прилёг — живой!

Присмотрелся — в камере ещё пятеро. Один ханец, судя по одежде писарь, остальные тангуты, вероятно, управляющие хозяйством. Повар-тангут узнал Сиантоли, приблизился, прошептал по-ханьски:

— Я вас знаю?

Сиантоли отрицательно покачал головой:

— Я не понимаю.

Незачем выявлять свои связи на людях в такой обстановке. Конечно, он помнил этого повара. Этот человек встретил его как сунского торговца на городской площади и провёл во дворец. Именно через него Сиантоли передал письмо младшей жене урахайского князя. Этот тангут устроил Сиантоли в комнату для кухонных слуг. И он же привёл вечером молоденькую служанку, чтобы Сиантоли не скучно было ожидать ответа княжны.

2

Сиантоли улёгся под стеной, спиной к остальным. Стал рассматривать причудливый узор рубленой травы в глинобитной стене.

Ах, какая замечательная эта служанка! Она так искренне, так радостно отдавалась! Не то, что жена…

Мысли переметнулись в родное селение. Как там отец? Он сильно сдал после смерти матери. Как жена и дочь? Интересно, жена будет плакать, если его убьют? Ну, хоть чуть-чуть? Наверно, не будет…

Сиантоли втайне побаивался свою жену. Уже тринадцать лет минуло, как отец Сиантоли вместе со старшим братом поехали воевать татар. Брат обещал привезти богатую добычу. Сиантоли чуть не плакал, когда его не взяли под предлогом, что он ещё не прошёл посвящение. Домой отец вернулся один. После поминок у погребального костра, на котором сожгли одежду и вещи брата, отец приказал готовиться к посвящению. Через одну луну Сиантоли стал мужчиной и принял в наследство от брата его дом, жену и дочь Чикчиги9. В двенадцать лет он стал мужем и отцом.

Чикчиги было 3 годика, они дружили, Сиантоли защищал её и играл с ней как с подружкой. А жена посмеивалась над юным мужем. У него не получалось быть с женой строгим, как того требовал статус настоящего мужчины. И по ночам у него с ней не очень-то получалось, и она иной раз смеялась над его неудачами, а иногда злилась целыми днями.

Как он обрадовался, когда через два года объявили о новом походе по «сокращению совершеннолетних» монголов! Такие походы проводились регулярно раз в три года, чтобы плосколицые не слишком плодились и не могли создать свою армию. Это всегда была лёгкая война и люди шли на неё охотно, особенно молодёжь. Отец ворчал, что лучше бы совершали набеги на Сун10 или Корё11, где настоящие богатства взять можно, да и мастеров привести для хозяйства. А эти монголы кроме скота ничего и не знают, да и рабы из них злые, как бешеные псы.

Начали подготовку к походу с ранней весны. Готовили коней, упряжь, доспехи, оружие. Учились отрядом выполнять команды, упражнялись стрелять, биться на копьях, ездить строем и падать с лошади. Хоть чжурчжэнь и «родится с луком в одной руке, а стрелой в другой», а перед войной все тренировались прилежно.

Сиантоли старался. Наконец осуществится его мечта — повоевать! Кроме того, нужно было кормить и обеспечивать семью, платить ули — налоги в казну империи, а на войне добывать средства гораздо легче и веселей, чем работая с утра до вечера в своём хозяйстве. Хотелось привезти богатые трофеи, чтобы жена наконец оценила и зауважала.

Поход оказался утомительным, до монгольских земель добираться было долго. В тот раз армией командовал славный полководец Ваньян Цзунхао12. Трудно дался горный хребет Хинган. За ним, на равнине основная армия двинулась на главные силы хунгиратов, которые и являлись целью «сокращения». Малым отрядам, одним из которых была сотня из селения Сиантоли, досталось «подбирать крошки», то есть просто разорять монгольские стойбища, убивая мужчин, забирая в плен девушек, скот и грабя имущество.

Сиантоли обиделся, что ему не досталась настоящая битва. Отец же был доволен и говорил об этом, не стесняясь, и Сиантоли было стыдно за отца. Сам он стремился быть впереди других, в самых опасных местах. Ему дважды удалось застрелить вражеских мужчин, он был горд, и его хвалили старшие.

В одном стойбище они встретили сильное сопротивление, оборонялись даже женщины и подростки. Это был первый действительно настоящий бой Сиантоли. В первой же атаке погибли трое воинов, и это были первые убитые за ту войну. Пришлось временно отступить. Командир, у которого погиб зять, был разъярён, он приказал уничтожить всех врагов без пощады, пленных не брать.

Атака была яростной. Сиантоли, под которым ранили лошадь, ворвался в гер13, готовый уничтожить любого. Краткое время понадобилось после яркого солнца, чтобы рассмотреть кривоногого мальчишку лет двенадцати, за спиной которого съёжилась малая чумазая девочка. Девчонка была ровесницей Чикчиги. Татарчонок стоял, сжав кулаки, расставив ноги и выпятив грудь — он готов был встретить смерть. Они столкнулись взглядами, и Сиантоли, помедлив, опустил натянутый лук. Он вышел, запахнув полог, и махнул рукой подъехавшим землякам — «всё сделано».