Последняя картина Сары де Вос - [5]

– Мне сказали, что последний паек, который собака съест через несколько дней, отравлен или что будет выпущен усыпляющий газ. Очевидно, так русские поступают со своими собаками-космонавтами…

Голос у него дрожит и обрывается. Некоторые гости отпивают вино, смотрят в камин. Рейчел не знает, отчего они отводят глаза – от неловкости за Марти или от наплыва патриотических чувств.

– И мне невольно думается, не можем ли мы включить нашего маленького бигля Керреуэя в этот исторический момент?

К этому времени Гестер уже принесла из кухни стул, и Марти ласково сажает на него собаку. Затем снимает с тележки простыню – там его любительский радиоприемник из библиотеки с наушниками и хромированным микрофоном.

– «Спутник-два» передает тот же сигнал, что и «Спутник-один», так что, если я найду нужную частоту, мы услышим пролетающую над нами русскую дворнягу. Если верить моим чикагским друзьям-радиолюбителям, сигнал можно будет поймать через несколько секунд…

Марти смотрит на часы и придвигает стул с Керреуэем ближе к микрофону.

– Я дам Керреуэю послушать его соперницу, потому что, честно сказать, ему не помешало бы встряхнуться. Скажу честно – в декабре его еле-еле вытащишь на прогулку в парк.

Слушатели вежливо посмеиваются.

Рейчел смотрит на гостей. Женщины улыбаются, глядя, как Керреуэй обнюхивает микрофон. Мужчины не в таком восторге; они шепотом обмениваются замечаниями. Марти включает приемник, крутит большую ручку посередине. Слышится треск, затем – обрывок новостной передачи из Канады, полька, затем наконец сигнал: булькающее пиканье. Слушать его почти мучительно – лунное бряканье, в котором заключена тихая советская угроза.

– Слышите? – спрашивает Марти. – Это они.

Гости уже подошли ближе. Мужчины смотрят зачарованно, позабыв про сигары у себя в руке. Целую минуту они слушают сигнал. Марти подключает наушники и, прикрутив громкость, надевает их Керреуэю на голову. Бигль недовольно тявкает. Марти говорит, что микрофон выключен: лицензия не позволяет передавать собачий лай со своими позывными, за такое исключили бы из радиолюбительского братства. Однако скоро гости начинают подзадоривать Керреуэя, чтобы тот сказал русской псине пару ласковых. «Скажи, что мы их догоним и перегоним!» – выкрикивает кто-то из партнеров. Марти делает вид, будто включает микрофон, и песик из-за шума и суеты вокруг начинает гавкать и скулить. Наконец Марти угощает его очищенной креветкой с ближайшего стола и отпускает. Все хлопают и восхищаются маленьким патриотом. Марти предлагает тост за освоение космоса и встающую звезду Америки. Обернувшись, Рейчел над ободом своего бокала видит, как на террасу через стеклянные двери входят арендованные битники, за ними семенит возмущенная Гестер. Рейчел воображает растерянность Харта Гановера в нижнем вестибюле, звонок по интеркому, перехваченный Гестер, и вот к ним приближаются битники – ответ Америки на космические устремления России. Свобода – патлатая, босая, без лифчика. Их шестеро – трое мужчин и три девушки. Один из мужчин – поэт-марксист или философ-вегетарианец – явно до глубины души оскорблен тем, что видит на террасе.

Битники держатся ненавязчиво, в самую толпу не лезут – говорят о выставках в заброшенных электростанциях, о лофтах без горячей воды на Томпсон-стрит. Поначалу они вполне милы, и даже Марти вынужден признать, что затея удачная. Девушка в сандалиях потягивает красное вино и танцует перед камином восточный танец. Кто-то из них учит жену юриста танцевать фанданго; квартет импровизирует. Бородатые мужчины в вельветовых куртках завязали беседу с жителями Манхэттена и с живым антропологическим интересом слушают про ритуалы загадочных богатеев. Они льстят и поддакивают, смеются нервным шуткам дантиста. Девушка с сережками в виде драконов обменивается визитными карточками с инвестиционным банкиром, только на ее карточке стоит одно-единственное слово: «Увы!» Целых пятнадцать минут все в восторге от этого изящного салонного фокуса, и Марти подходит к Рейчел сказать, что она замечательно оживила вечер. Но тут он замечает, что один из битников – в красном берете и армейской куртке – захватил в гостиной группу заложников. С террасы видно, что он стоит на старинном стуле, держа фамильную вазу для фруктов перед слегка напуганными слушателями. Марти начинает двигаться в его сторону, но тут на пути у него возникает «Увы» с тарелкой креветок. Почему официанты до сих пор не убрали закуски? Что, если эти бродяги обожрутся до отравления у него на террасе?

– На самом деле меня зовут Хани, – говорит девушка, – и я намерена съесть столько креветок, сколько вешу сама. Вы, наверное, хозяин? Рада знакомству, хозяин.

Она пьяная и босая, в развевающейся юбке, сшитой, судя по виду, из амишских лоскутных одеял. Марти отвечает ей анемичной улыбкой и силится рассмотреть, что происходит в гостиной.

– Чего ради ваш друг взобрался на стул? – спрашивает Марти.

– Бенджи? А он под кайфом. На бензедрине. Расхерачит вашу вазу, если не заберете.

Марти идет в комнату, все у него внутри сжимается. В звуках испанской музыки слышится улюлюканье. Он торопливо проходит в стеклянные двери и сворачивает направо.