Последняя история Мины Ли - [91]

— Понимаю. Мне очень жаль, — сказала Марго, чувствуя, как в груди нарастает тяжесть.

— Все в порядке. — Дэвид вздохнул. — Последние пару лет я только и делал, что копался в бумажках и арестовывал людей, которые пытаются… возможно, не самым законным или «моральным» способом, но они просто пытаются выжить. Я не помогал людям так, как мечтал. И если честно… Я все время устаю. Ужасно устаю. — Он покачал головой. — В общем, что-то я вас загрузил…

— Вовсе нет. Я рада это слышать. Рада, что вы все это поняли.

— А как дела у вас?

Может ли она теперь ему все рассказать?

— Думаю, я начинаю… принимать смерть мамы. По крайней мере то, что я узнала о ней, мне в этом помогает. Это конец, но, возможно, и начало чего-то нового.

— Хорошо.

Дэвид положил руку на тележку. Между ними на мгновение повисла тишина, они одновременно выдохнули.

— Собираетесь готовить кимчи? — спросил он, кивком указывая на капусту.

Марго действительно могла бы приготовить кимчи на этой неделе.

— Ха, я не планировала, а теперь думаю, почему бы нет? Впрочем, я даже не уверена, как долго здесь пробуду.

— Где?

— В Корейском квартале.

Вокруг них покупатели выбирали овощи — желтый, белый и зеленый лук, перец чили, корень имбиря.

— У вас сегодня гости? — вновь поинтересовался Дэвид после паузы. Еще одна аджумма протиснулась мимо, задев тележку Марго.

— Да, друзья. А вы чем занимаетесь?

— У меня нет особых планов, поэтому я еду к родителям. Мой второй брат будет там со своими детьми. Планируем посидеть в семейном кругу.

«Как это у сержанта Пэ[20] нет никаких планов?» — подумала Марго.

— Сколько у него детей?

— Двое. Не поверите, но он вообще-то на четыре года меня младше.

Две старушки недоверчиво вертели в руках кочаны капусты. Одна из них оторвала кусочек листа, сунула в рот и, прожевав, удовлетворенно кивнула. Руки у нее были сильные и морщинистые, совсем как у мамы. Как же Марго любила эти руки, которые создавали длинную кожуру перед тем, как нарезать для нее фрукт. Ей так не хватало этих рук.

— Ну, мне нужно еще кое-что взять, — вздохнул Дэвид. — Было приятно повидаться…

— Взаимно. — Марго не могла не улыбнуться.

Он выбрался из затора тележек, извиняясь на каждом шагу.

— Дэвид! — позвала она, смущаясь своего громкого английского голоса в этом месте.

— Да?

Вздрогнув, стоящий рядом аджосси[21] бросил на них недовольный взгляд — ну и горлопаны, невоспитанные американские детишки!

Улыбаясь, Марго оставила свою тележку, пробралась сквозь толпу и остановилась напротив Дэвида.

— Раз уж вы теперь безработный, могу я попросить вас об одолжении?

Обменявшись телефонными номерами с Дэвидом, который мог помочь перевести бумаги мамы, Марго расплатилась за продукты и направилась к стоянке, где фонари освещали янтарным светом машины и покупателей, толкающих тележки. У нее оставалась всего пара часов на то, чтобы прибраться и подготовиться к приезду гостей. Она подошла к машине с легкостью на душе, с головокружением от предстоящего Нового года и возможности жить в Лос-Анджелесе.

Марго найдет себе другую квартиру, поменьше, может быть, студию в Корейском квартале или Эхо-парке, или снимет комнату, как мама, переехав в Америку. Придется слетать в Сиэтл, чтобы собрать все свои вещи и отправить сюда по почте все необходимое. Однако трепет от предстоящих перемен, новой жизни ее оживлял.

Она больше не представляла, как продолжит работать в офисе. Марго всегда знала, что не создана для этого — сидеть часами в помещении перед экраном с кулером за дверью, вводить данные, вести картотеку, — впрочем, что еще ей оставалось с таким небольшим опытом, без связей и с филологическим дипломом? Необходимо заняться чем-то новым, заново создать себя. Можно устроиться в кафе, ресторан или в розничную торговлю, а по вечерам ходить на курсы рисования.

Марго вспомнила, как подняла угол рыболовной сети к небу, напротив колеса обозрения, представляя крошечных серебряных рыбок — таких же, как мама, мерцающих и жидких, — проплывающих сквозь плетение.

Однако теперь они с мамой свободны, хоть и навсегда сплетены друг с другом. Они могли быть и тем и другим — отдельными и неразделимыми. Они были не гнилой сетью, а чем-то более продуманным, чем-то вроде гобелена — цветные нити, разные оттенки синего, сплетенные воедино. Смерть мамы была не концом, а лишь временным узлом. Она несла на себе целую гору истории, от которой защищала дочь, и теперь Марго знала: она, как и мама, может справиться с чем угодно — даже с любовью, даже с семьей.

Выезжая в середине января на трассу 10 в пятничный вечерний поток, с прахом мамы на пассажирском сиденье, Марго подумала, что, возможно, возвращение в Лос-Анджелес было не такой уж блестящей идеей. В конце концов она терпеть не могла пробки. Глядя на угнетающее сияние множества задних фар, Марго думала о миссис Бэк, покинувшей город, чтобы начать все сначала. А вдруг она не стала уезжать далеко? Она могла бы здесь спрятаться. В Лос-Анджелесе легко остаться незамеченной, найти какой-нибудь укромный уголок в одном из пригородов или даже в центре и затаиться, пока неприятности не пройдут. Кто мог догадаться о том, что она сделала?