Последняя история Мины Ли - [77]

Мина даже не была уверена, что узнает его, и все думала повернуть назад, пока не поздно — пока он вновь не втянул ее в свою жизнь, как волны затягивают в океан. Она согласилась встретиться с условием, что они не будут ворошить прошлое: не будут говорить о том, куда он сбежал, как жил все это время, как давно обосновался неподалеку, почему не добрался тогда до Вегаса и самое главное — о его жене. Мина не желала ничего о ней слышать. Ее интересовало лишь одно — настоящее: что он может предложить ей сейчас, что знает и как это узнал.

Когда Мина шла к концу пирса, где они условились встретиться, до нее доносились крики с американских горок. Она глянула на колесо обозрения, вспыхивающее красными и белыми огнями. На глаза навернулись слезы. Уже много лет она не приезжала на пляж. Марго порой ездила сюда сама, а Мина отказывалась даже ступить ногой в то место, где снова позволила себе чувствовать. И вот она опять здесь, охваченная эмоциями, от которых пересохло во рту, жаждущая того обжигающего, сладкого горячего шоколада, который попробовала впервые в жизни и чей аромат она почти чувствовала по воспоминаниям. На мгновение возникло желание развернуться или, вырвавшись их толпы людей и уличных музыкантов, кинуться в воду. Океан звал и манил.

Однако не успела Мина опомниться, как добралась до конца пирса. Под белым светом высокого фонаря на скамье, съежившись, сидел мужчина в широком черном пальто. Она подошла ближе. Он обернулся, и Мина, взволнованная и отчаянно, печально счастливая, мельком увидела его лицо. Земля под ногами покачнулась, и, боясь упасть, Мина вцепилась в спинку скамьи. Они кивнули друг другу.

Мина села в отдалении, словно они были незнакомцами, скрестила руки на животе, стыдясь своего постаревшего тела, и разрыдалась.

Мистер Ким из вежливости старался не смотреть на нее, борясь с желанием утешить. Он достал из кармана пальто носовой платок и протянул ей. Она промокнула уголки глаз, чтобы не испортить макияж. По лицу текли слезы, вызванные тяжестью в сердце, тяжестью целой жизни, почти семидесяти лет, и ей было все равно, что о ней подумают прохожие.

Мина повернулась к океану, в котором отражалась сияющая луна. Смотреть на мистера Кима, на его родное и в то же время чужое лицо было невыносимо.

— Вы все такая же милая, — сказал он.

Удивившись, она невольно улыбнулась.

— Вы все еще симпатичная, — продолжил он. — Но даже не знаю, по-прежнему ли вы милая.

Она не удержалась от смешка, вспомнив, как он сказал ей однажды, перед тем как впервые пригласить на свидание: «Вы очень милая. И симпатичная», и вытерла щеки его носовым платком.

— С чего мне быть милой?

— Вы правы, — вздохнул он. — Я так сожалею… обо всем.

Что-то сжалось у нее в горле. Некоторое время Мина молчала, краем глаза наблюдая, как он беспокойно скрещивает и распрямляет ноги. Под ними волны ударялись о сваи пирса. Мина старалась не дрожать, чтобы он не подумал, будто ей холодно.

— Так ты все же нашел отца? — наконец спросила Мина, обращаясь к нему на «ты» — бессмысленно притворяться, будто их ничего не связывает.

— Нашел. Только он умер… очень давно. — Мистер Ким прочистил горло. — Вообще-то я обнаружил, что он умер вскоре после того, как мама с семьей бежала на юг. Возле нашего дома была сброшена бомба.

Мина ахнула и на мгновение прикрыла глаза.

— У меня так и не хватило духу сообщить об этом маме. Я подумал, пусть лучше продолжает ждать. Так что… она умерла с мыслью, что он, возможно, еще жив или что, скорее всего, она встретит его на небесах. У меня не хватило сил признаться, что все эти годы она ждала его… напрасно. Это бы совершенно ее раздавило… Думаешь, я верно поступил?

Мина почувствовала на себе его взгляд и мельком на него посмотрела. Вид его дряхлой, маленькой фигурки, утопающей в широком пальто, причинял ей боль. Как же он исхудал, увял. Она вспомнила его изящные, так любимые когда-то руки. От прежнего облика почти ничего не осталось, за исключением мягкости глаз под изогнутыми бровями и чувственной линии верхней губы.

Он прочистил горло.

— А вы… ты хочешь знать правду? О своих родителях?

«О своих родителях». Эти слова обжигали, ворошили пепел в душе.

— Думаю, правда уже не имеет значения.

— Почему же?

Мина едва сдерживала слезы.

— Разве для твоей мамы правда имела значение? Теперь, по прошествии стольких лет?

— У тебя-то еще есть время.

— Времени почти нет.

Ей хотелось добавить: «Мне скоро семьдесят. Сколько времени у меня осталось?» Она вытерла глаза мягким белым платком, скомканным в кулаке.

— У тебя еще есть время, — настаивал мистер Ким.

Как мы измеряем то, что у нас осталось? Для Мины это были не дни и не годы, а сила духа. Его дни сочтены. Он сказал, что рак одолеет его к концу года. Ей хотелось обнять его, но после стольких лет разлуки она не решилась. Их тела так сильно изменились. Она с трудом узнавала их обоих под тяжестью всех этих лет — двадцати шести — и того, что время сделало с их телами и сердцами.

Дрожа, он закрыл лицо руками и сказал:

— Сомнения хуже правды. Мысли постоянно блуждают, не хотят отпускать. Мысли о том, что могло бы произойти. А правда освобождает. И ты наконец сможешь спокойно спать по ночам. У моей мамы уже не было будущего, у нее оставались лишь мечты, они помогали ей продержаться. У тебя же еще есть время. У тебя еще столько лет впереди, и все же времени всегда недостаточно. Я просто хочу… Жаль, что я не приехал раньше. Я мог бы попытаться помочь тебе раньше, но… понимаешь, жизнь…