Последняя история Мины Ли - [42]

В супермаркете, когда никто не видел, мистер Ким улыбался и подмигивал Мине с почти комическим усилием. Она лишь смеялась в ответ, прикрывая рот рукой, хотя больше всего на свете ей хотелось поцеловать его, почувствовать его теплое живое дыхание. Хотелось, чтобы от эмоций покалывало лицо, а сердце колотилось в груди, хотелось сходить с ума — прыгать по лужам или срывать с палисадников цветы и вставлять в волосы.

После того неловкого первого свидания мистер Ким по-прежнему оставлял ей подарки — шоколадный батончик, пачку соленого арахиса, апельсин с самой совершенной коркой. Мелочи, от которых оставалось ощущение подобно прикосновению кроличьего меха к щеке. Мысль о том, что мистер Ким рядом и думает о ней, была непривычной, зато отвлекала от тяжести рабочих будней.

Когда за ней начинал ухаживать муж — Мина вспомнила его вытянутое чувственное лицо, спокойный взгляд и озорную улыбку, — он преподносил ей цветы и конфеты, как главный герой американского фильма. Его щедрость не пропала и после свадьбы, хотя и несколько истощилась. Годы брака и совместного воспитания ребенка превратили их жизнь в череду практических решений важных вопросов — как обеспечить дочери лучшую жизнь, чем пожертвовать ради ее будущего.

Из отношений ушла романтика, но не любовь. Каждое утро перед работой, когда Мина завтракала в одиночестве или собиралась в ванной, он подходил к ней перед уходом и целовал, как чайка, ныряющая в океан — иногда небрежно, оставляя влажный след, как деревенское животное. Ее муж любил порядок, последовательность, ритуалы.

Теперь же, вновь столкнувшись с мелкими знаками внимания — в этот раз от мистера Кима, Мина почувствовала, будто внутри воскресло нечто давно забытое, — они растревожили угли в очаге, который, как ей казалось, давно погас. Мина начала пользоваться помадой, нежно-розовой, ягодной, которую купила в магазине рядом с домом, и подводить глаза, вырисовывая крошечную стрелку в уголках. Она продолжала носить все те же блузки и брюки, однако начала чаще расчесывать и поправлять волосы, периодически заглядывая в карманное зеркальце, которое теперь носила в сумочке. Все эти изменения произошли так стремительно, в течение одной лишь недели, что их заметила даже хозяйка, которая редко обращала внимание на подобные вещи.

— Кто-то наслаждается жизнью, — одобрительно подмигивала она.

В четверг у Мины был выходной, и, измученная после ночной смены, она проспала до полудня, пока ее не разбудил грохот кастрюль и сковородок. Она терпеть не могла громких звуков, особенно резких, бьющих так, словно рушится вселенная и непонятно, в каком направлении бежать. Все еще в пижаме, Мина вышла из комнаты и заглянула в открытую дверь кухни, где всегда пахло чесноком и зеленым луком.

За плитой стояла миссис Бэк в серой ночной рубашке, похожей на футболку, из-под которой торчали бледные тонкие ноги. На шею падал низкий пучок вьющихся волос. Лоб и нос блестели в лучах солнца.

— А, давно не виделись, — поприветствовала ее миссис Бэк, наливая в сковородку масло.

Мина натянуто улыбнулась, отчаянно желая вернуться в постель.

— Вы голодны? — спросила соседка. — Я только начала готовить.

— Может, позже. — Мине совсем не хотелось есть.

— Уверены? Присядьте. — Миссис Бэк поставила на столешницу большую миску. — У меня полно теста для блинов. И свежий кальмар.

Мина обожала хрустящий горячий паджон — корейские блинчики с луком — и бинда-тток — оладьи из золотистой фасоли. Она часто покупала их на рынках в Корее, которые обычно там же и жарят. После суматохи среди незнакомых лиц она с облегчением усаживалась на крошечный пластиковый табурет в ожидании еды. Женщины, готовившие в отдельных палатках, всегда казались измученными и мрачными, однако их уверенные движения обладали неоспоримым успокаивающим эффектом, словно под их деловой маской проглядывала нежность по отношению к семье, которую они таким образом обеспечивали. Они прекрасно осознавали свою власть, значимость.

— У меня остался вчерашний рис, — вспомнила Мина. — Хотите, разогрею?

Она достала из холодильника большой круглый контейнер и, сняв крышку, поставила в микроволновку. В ожидании, когда подогреется рис, она наблюдала за миссис Бэк у плиты.

— Я видела вас на днях, — улыбнувшись, тихо сказала та и наклонила сковороду, чтобы равномерно распределить масло.

— Где?

— В «Ханок-Хаусе».

— Вы там работаете? — Мина вспомнила, каким знакомым ей показался панчан — ростки сои, шпинат, хрустящий корень лотоса.

— Да, я работала на кухне и заметила вас с мужчиной. Мне не хотелось вам мешать.

— Ясно. — Мина оперлась бедром о столешницу. — А я все не могла понять, почему панчан кажется таким знакомым.

— Кто он? — полюбопытствовала миссис Бэк, выливая на горячую сковороду тесто, чьи края почти сразу затвердели.

— Мой коллега. Точнее, начальник. — В животе заурчало.

— Ах, вот как, — сказала миссис Бэк, все еще сосредоточенная на сковороде.

Раздался сигнал микроволновки. Мина взяла с сушилки две тарелки и разложила по ним горячий рис.

— Он вам нравится? — Миссис Бэк поддела паджон лопаточкой, чтобы он не прилип.

— Не знаю, возможно. — Мина устроилась за кухонным уголком — деревянные скамьи были холодными, несмотря на подушки. Кухня наполнилась запахами кальмара и паджона из зеленого лука, горячего и хрустящего. Миссис Бэк в красных тапочках на бледных птичьих ножках прошаркала к Мине и поставила на стол тяжелую тарелку и пиалки для соуса, после чего разрезала идеально золотисто-коричневый паджон на четвертинки.