Последняя история Мины Ли - [43]

— Приступайте, я пока приберусь.

Однако Мина дождалась, когда миссис Бэк опустится на скамью перед ней.

— Приступайте, — повторила та.

— Нет, сначала вы, пожалуйста. Спасибо за угощение.

Миссис Бэк взяла металлические палочки для еды и положила кусочек паджона на тарелку с рисом.

— Он красивый. — Она приподняла брови, глаза лукаво заблестели.

Мина улыбнулась, макая кусочек паджона в блюдце с соевым соусом и уксусом.

— Очень.

— Он хороший человек?

— Вроде бы, но все же мне пока трудно кому-то доверять. — Мина вздохнула.

— Я такая же. — Миссис Бэк подтолкнула к ней мак-кимчи, ее любимый. — С мужчинами никогда не угадаешь, правда?

Мина кивнула, пробуя мак-кимчи — идеально острый и терпкий.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу снова доверять мужчинам, — призналась миссис Бэк.

Мине любопытно было услышать ее историю, но, судя по презрению, прозвучавшему в голосе при этих словах, воспоминания подобного рода могут разрушить шаткую гармонию, отсутствие осуждения между ними — двумя женщинами, плывущими по течению в чужой стране, без семьи.

Некоторое время они ели в тишине, затем Мина сказала:

— Вы очень вкусно готовите.

— Трудно готовить для одного, верно?

— Верно. Я теперь ем только рамен или одно и то же рагу. — Мина вспомнила любимые блюда дочери: калькуксу — соус из домашней лапши, суджеби — суп с клецками, тушеная скумбрия осенью и зимой, а летом — нэнмён — суп с лапшой. Сколько же времени и заботы Мина вкладывала в то, чтобы накормить всю семью. Она хотела, чтобы дочь ни в чем не нуждалась, чтобы она никогда не страдала; Мина хотела стереть воспоминания обо всех трудностях и лишениях, которые перенесла сама.

Однако прошлое неизменно настигало ее. Разве могло быть иначе, когда так много вопросов оставалось без ответа, столько вреда — непризнанным, столько преступников — ненаказанными, когда страна, раздираемая границей, продолжала воевать сама с собой на протяжении десятилетий. Живые и мертвые были разлучены и обречены на вечное беспокойство.

— Вы когда-нибудь были замужем? — спросила миссис Бэк.

Деревья в Сеуле сейчас, должно быть, сияют яркими цветами на фоне серого неба. На холмах вдали виднеются желтые и красные пятна деревьев гинкго и кленов. Свежий осенний воздух пронзает рот, горло и легкие. Они с дочерью обычно бегали по тротуарам, пинали опавшие листья и смеялись.

Однако теперь Мина ненавидела эти красно-желтые кроны — ненавидела этот сезон, который отнял у нее мужа и дочь.

— Он умер, — проговорила Мина.

— О, простите. — Миссис Бэк положила палочки на стол. — Он был болен?

— Нет. Несчастный случай.

Миссис Бэк протянула руку и сжала ее ладонь — впервые за долгое время к Мине прикоснулись умышленно. Она почувствовала, как что-то дрогнуло в груди, словно доброта миссис Бэк была янтарным светом, который с каждым весенним днем становится все длиннее и длиннее.

Однако за окном по-прежнему царила осень — сезон смерти. И когда Мина думала о кленах и гинкго, о том, как они должны выглядеть в этот момент — яркие, пылающие, — все, что она могла представить, это кровь, оставшаяся на дороге, после того как безрассудный водитель, спеша на работу, стер всю ее семью с лица земли.

Марго Осень 2014 г.

Глядя на сводчатый потолок и витражные окна, пропускающие слабый утренний свет восхитительных золотых тонов, Марго думала о том, какой красивой и успокаивающей может быть церковь — своей атмосферой, извилистыми белесыми лентами тлеющего ладана, отполированными деревянными поверхностями, ритуалами, молебнами и песнопениями.

Марго перестала ходить в церковь много лет назад. В подростковом возрасте она взбунтовалась против матери и религии, которую считала средством угнетения, унылым поклонением. А теперь при виде витражей она вспомнила, как в детстве они напоминали ей цветные леденцы. Хотелось забраться наверх и попробовать их на вкус.

Ирландский священник поприветствовал собравшихся по-корейски с легким акцентом. Под сводчатым потолком раздавалась мелодия органа и отчетливое пение хора, заставляя каждую клеточку тела вибрировать. Марго не понимала слов, зато чувствовала их смысл — соблазнительную мягкость и кротость перед Богом, который вознаградит всех страждущих, — Богом, который всегда восстановит порядок и мир в любом уголке планеты.

Марго закрыла глаза. Верила ли во все это мама? Или просто хотела быть частью какого-нибудь сообщества? Возвращалась ли она сюда каждое воскресенье, чтобы восстановить порядок в душе и мыслях? Марго понимала, почему маме нужно было верить в рай — после всех ее бед, одиночества, страха за тленную оболочку, которую у нее могли отнять, как теперь совершенно очевидно, в любой момент. Эта оболочка, много выстрадавшая на своем веку, принадлежала земле, и теперь ей предстояло раствориться в ней, как всякому живому существу.

И как поступить с прахом мамы? Чего бы она хотела?

Как бы то ни было, отправилась ли мама на небеса или просто перестала существовать, Марго тосковала по ней — по своей омме. Слезы потекли по лицу и закапали на грудь. Она слизнула соль с губ. «Аминь», — гудели вокруг. Священник читал Библию своим спокойным, тягучим, как ручей, напевом на корейском. Марго стояла, опустив голову и стараясь взять себя в руки. Хотелось бы ей понимать корейскую речь, окунуться в нее полностью, а получалось лишь замочить ноги, как недавно в океане. От ладана кружилась голова. Невозможно усидеть спокойно.