Последняя глава моего романа - [11]

Строгие порицают ее за склонность к развлечениям и расточительности, но даже самые ее несовершенства происходят от благородства души, и у нее нет недостатка, хотя бы и ничтожного, который не искупался бы каким-нибудь достоинством.

Нельзя не узнать и той, что вошла за нею следом. Ее имя у всех на устах, так как все угадали, кто она, по живости походки и изяществу манер. Она весела до безрассудства, но беспечность не мешает ей быть чувствительной, и ветреность лишь увеличивает ее очарование. То спокойная и сдержанная, то живая и резвая, она соединяет причуды молодого баловня света с приятными качествами светской женщины. Утром она объезжает скакуна или правит экипажем, а вечером привлекает взоры дивным искусством в танцах. Ее разнообразные склонности не всем по душе, но все, кто видит ее, не могут не любить ее.

Сразу же за ней ты увидишь два ходячих чуда. Это — красавица, лишенная кокетства, и писательница, лишенная тщеславия. Сопровождающая последнюю особа — прелестная шведка, у которой здравый смысл сочетается с воображением и остроумие с чувствительностью. Я не знаю женщины, которая в большей степени обладала бы двойным даром нравиться и трогать, ум завоевывать сердцем, а сердце — умом.

— Но перейдем в другую часть зала, — продолжал Франц. — Мы найдем там пищу для новых наблюдений.

— Ну уж нет, — ответил я. — Хотя я очень ценю твои ученые рассуждения, они не заставят меня отсюда уйти. Меня удерживают здесь слишком крепкие узы, и, чтобы избавить тебя от вопросов, я все открою тебе одной фразой, — это узы любви.

— Как! Ты кого-нибудь узнал?

— Я не узнал никого.

— Ты увидел?

— Никого не увидел.

— И увлекся?

— Одной маской.

— Ты шутишь!

— Думай что хочешь. Но никогда я не чувствовал ничего подобного тому, что мне внушает вот та женщина в черном домино, которая сидит в двух шагах от нас.

— Ну вот! Какая-нибудь старуха! Возможно урод!

— Почем знать!

— Или дурочка.

— Я бы за это не поручился.

— И ты любишь ее?

— До неистовства.

— Ну, на здоровье!

— Спокойной ночи.

Я подошел к моей красотке и обратился к ней с мадригалом. Ее ответ окончательно воспламенил меня. Я словно уже слышал где-то нежный и робкий ее голос, и присутствие ее было мне так же мило, как присутствие обожаемой женщины, с которой мы долго были в разлуке.

Это чувство придало мне смелости. Я попытался оживить разговор и вскоре увидел, что моя юная собеседница обладает романтическим воображением и сердцем, которое легко воспламеняется. Такие черты характера присущи большинству женщин, и это не удивляет меня. Одаренные пылкой чувствительностью, которая во всем находит для себя пищу, они самой своей слабостью обречены на безделье и отданы тщеславием во власть всем соблазнам обольщения. Они жаждут счастья, о котором могут судить только по неправильным представлениям, так как воспитание внушило им ложное мнение о свете и о самих себе; появляясь в обществе, они почти всегда склонны все преувеличивать и отказываются от своих суждений только ценой нелегкого опыта.

В подобных обстоятельствах (а они встречаются нередко) обольстить женщину столь легко, что нет нужды приводить правила этого искусства в систему, и победа столь неминуема, что она доступна и первому встречному. Такие женщины доверчивы и склонны к излияниям, после минутного разговора все в них становится ясно даже для самых непроницательных глаз, и несколько хорошо подготовленных приемов могут заставить их, если понадобится, обнаружить и то, что они скрывают. Тогда уже легко сообразить все средства, предусмотреть все затруднения и беспрепятственно дойти до цели. Вы уже знаете слабое место этого наивного сердца — туда-то и следует направить удары. Поддерживайте их заблуждения, ибо вы можете извлечь из них пользу, хвалите их пороки, ибо женщины любят свои недостатки больше, нежели достоинства, подражайте любимому существу во взглядах, словах, манерах, не забывая ежеминутно восхищаться этим приятным сходством между вами обоими. Если вам удалось вызвать чувство к себе, старайтесь усилить его; переходите от грусти к радости, от спокойствия к горячности, изображайте волнение страсти, хватайте руку, которую у вас не посмеют отнять, отваживайтесь на признание, которое жаждут услышать, но пусть при этом ваша речь будет неровной, сбивчивой, прерывистой, голос сдавленным, а грудь ваша, в которую вы нарочно наберете больше воздуха, должна казаться полной сдерживаемых вздохов. Если вы не владеете искусством плакать когда угодно, притворитесь хотя бы, что утираете слезы, готовые излиться из глаз, и подавляете страдания. Если вас начнут утешать, становитесь смелы — вас, без сомнения, любят, и сопротивляться вам будут только из приличия. Но движения ваши должны быть быстрыми, не будучи резкими, — иначе вы можете лишиться всех плодов вашего предприятия раньше, чем оно будет завершено. Знайте: обольщению уступают то, что оспаривают у силы, и вкрадчивая политика берет больше городов, чем отвага завоевателя. Берегитесь же слишком нетерпеливых желаний и обеспечивайте себе успех, не стремясь его ускорить. Если хотите вызвать увлечение, притворитесь, что сами уступили ему, и подчинитесь внушенному вами же порыву. Первые дары любви должно украсть, а не отнять силой, но с той минуты, как волнение перешло в замешательство, не медлите более — мгновение, которым вы плохо воспользовались, может все погубить, и вы пристанете к гавани лишь для того, чтобы увидеть, как она безвозвратно от вас скрывается.