Последняя девушка - [3]
Зоуи прислушалась: не доносятся ли шаги по коридору за дверью? Но услышала лишь собственное учащенное сердцебиение. Пока еще рано. Саймон будет ждать ее за дверью лишь через полчаса, так что времени достаточно.
Она продавила правую сторону панели. Раздался тихий скрежет, какой бывает при повороте цельного куска стекла. Наконец один из уголков открылся, и Зоуи схватила стекло, чтобы вынуть его из рамы. В комнату ворвался прохладный весенний ветер, омывая лицо влажным воздухом прошлой ночи. Она задрожала, немного от холода, но в основном от счастья. Неужели он наконец вернулся? Зоуи бросила стекло на постель, куда оно беззвучно упало, и наклонилась, чтобы заглянуть в маленькую нишу, установленную с лицевой стороны здания.
Проем этот был совсем небольшим, едва достигал 25 сантиметров в ширину и 15 в глубину, и устроен был таким образом, что оставался сухим от дождя и невидимым для постороннего глаза до тех пор, пока не вытащишь стекло. А так как женские спальни были единственными помещениями кампуса, в которых не имелось камер, никто не знал, что стекло можно вытащить.
Зоуи потянулась вперед, подвигая стул и наклоняясь, чтобы увидеть нишу полностью…
…но обнаружила там лишь одинокий сухой лист, который-то и скребся по бетонной поверхности.
Зоуи была не в силах справиться с разочарованием. Ведь никакого пушистого коричневого сыча, дожидавшегося ее здесь и пропавшего несколько месяцев назад, в нише не было.
Примерно год назад, когда Зоуи впервые обнаружила забившегося в нишу сыча с поврежденным крылом, она была уверена, что птица умрет либо от голода, либо от рук охранника, поскольку одно из здешних правил гласило: «Никаких домашних животных на территории ОУИ». Она вспоминала высокий гнусавый голос мисс Гвен, сообщающий о том, что вирус можно подхватить не только от людей, но даже от животных. «И если мы найдем хоть одну зверюшку, – сказала она тогда, – будем вынуждены немедленно доложить об этом наставнику или охране».
Спустя всего два месяца после того, как Зоуи нашла сыча, он снова начал летать. И все эти два месяца она украдкой приносила ему хлебные крошки, которые собирала в отвороты рубашки, или мясо, которое прятала за щеками до тех пор, пока не возвращалась в свою комнату. И каждый день она переживала о том, что кто-нибудь может заподозрить неладное и заставить ее открыть рот. Постепенно птица поправлялась и начинала все больше доверять Зоуи, ее нежным прикосновениям и тихому голосу, которым та прощалась с сычом перед тем, как отправиться спать.
А однажды, во время ежедневной разминки, сыч вылетел из укрытия и промчался у самых голов разминающихся девушек. От неожиданности все пригнулись, а позже признались, что «птица была словно молния», чем насмешили Саймона.
Так сычик и получил свое прозвище, ведь чему-то настолько же необыкновенному, каким был секрет Зоуи, не полагается оставаться безымянным.
Но несколько месяцев назад Молния улетел в сгущающиеся сумерки и больше не возвращался. Тоска, охватившая Зоуи, не отпускала ее до сих пор, и порой она смотрела в окно в надежде увидеть желтые светящиеся глаза своего друга. Но за окном никого не было, и надежда Зоуи постепенно таяла. Да и зачем ему было оставаться, когда он мог улететь?
Она протянула руку и вытащила из ниши забившийся туда лист, чтобы убедиться, что под ним в этом маленьком пространстве больше нет ничего нового.
Там же лежали и книги. Одна из множества загадок ОУИ была связана именно с ними. Год назад Зоуи обнаружила у себя книгу. Она была спрятана в самом низу кровати, и Зоуи случайно коснулась ее, когда взбиралась на постель. Это оказался «Граф Монте-Кристо». От одного только названия по коже бежали мурашки, и Зоуи повторяла его снова и снова. Первая книга в ее жизни, изданная не Национальной ассоциацией деторождения.
Три недели спустя под ее покрывалом появилась еще одна книга, «Алая буква». К тому времени Зоуи уже дважды прочитала «Монте-Кристо» от корки до корки. Когда она переворачивала страницы, сердце ее пускалось в пляс, а глаза, следившие за муками и побегом Эдмона, раскрывались все шире и шире.
Книга Готорна оказалась совершенно другой, и все-таки Зоуи понимала, что Эстер тоже была заложницей. Но на сей раз – заложницей любви, чести и веры.
Сейчас она даже и не вспомнила бы, сколько раз собиралась выбросить эти книги. Если бы кто-то нашел их, ее бы наверняка отправили в карцер. Зоуи представляла, как ее запирают в непроглядной темноте, хотя объяснить себе, что же плохого в воображении, она не могла. И дисциплина лишь разжигала ее внутреннее пламя, а не гасила его.
И еще Зоуи не давал покоя ключевой вопрос: кто же принес ей книги?
Как бы между прочим она расспрашивала об этом Ли, но никогда не признавалась в том, что у нее были книги. Вместо этого она внимательно изучала его, пытаясь заглянуть под маску извечного оптимизма, как это случалось, когда она ловила его смущенные косые взгляды. Ей так хотелось рассказать обо всем этом Ли, но груз ответственности, которым она бы обременила его, наверняка заметил бы Саймон. Кажется, так всегда происходит между отцами и сыновьями. Однако кто бы ни подбрасывал ей книги, он разделил с ней нечто важное. Нечто, побуждавшее Зоуи к тому, что могло повлечь мгновенное и ужасное наказание – если бы об этом кто-нибудь узнал.
